Копья и пулеметы

(Пикантность в том, что, кроме тред-юнионов, в Англии существовало немало тайных обществ – протестантский Союз оранжистов (действует в Ольстере и поныне, правда, уже открыто), масоны разных течений, так называемое «Олдфеллоузовское общество», союзы и общества землевладельцев и фабрикантов и немало других. Во многих как раз и практиковались призванные привести новичка в должное моральное состояние обряды: в грудь ему направляли обнаженные шпаги, показывали труп предателя, выдавшего секреты (это всегда был искусно выполненный муляж), новичок предупреждался, что в случае разглашения тайн общества его вскоре постигнет лютая смерть. Все эти общества были, на минуточку, абсолютно противозаконными (о запретительных законах чуть погодя). Власти всё о них знали (а некоторые представители власти и сами в них состояли), но старательно закрывали глаза: во-первых, в отличие от «быдла», эти союзы и общества состояли из «джентльменов», а во-вторых, занимали проправительственные позиции, то есть были «социально близкими», своими в доску ребятами, на которых всегда можно было положиться в борьбе с «возомнившим о себе» хамьем…

На чердаке одного из домов собрались около сорока человек. Лондонские представители сначала объяснили принципы, на которых строятся тред-юнионы: вступительный взнос в шиллинг, еженедельный членский взнос в один пенни (от которого освобождались в случае болезни, безработицы или иного несчастья, вызвавшего бы безденежье). Потом обсудили конкретные меры, которые следует предпринять в случае увольнения за членство в тред-юнионе или снижения заработной платы. Особо подчеркивался мирный характер движения: запрещались любые противозаконные или насильственные меры и даже обсуждение на собраниях любых политических или религиозных вопросов. Вдобавок запрещалось употреблять нецензурные или просто непристойные слова.

Предписывалось также держать свое членство в тред-юнионе в тайне от окружающих, включая членов собственной семьи – огласка неминуемо привела бы к репрессиям со стороны судей и фермеров, всегда способных подыскать какие-нибудь юридические крючки. Потом присутствующие все услышанное закрепляли клятвой на той самой картине со смертью. Что поделать, тред-юнионы только-только вышли из детского возраста…

Однако деревня есть деревня. Всегда и везде. Долго удержать что-то в тайне там решительно невозможно: на одном конце чихнут, а на другом тут же воскликнут: «Будьте здоровы!» Знаю по собственному опыту: пятнадцать лет обитаю в деревне, в довольно глухом ее конце. Любая незнакомая машина или прохожий тут же вызывают самый пристальный интерес: а ведь это чужие, интересно, к кому они? Та же реакция на появление незнакомой кошки или собаки – а ведь не наша… В окнах вроде бы никого нет, все занавески задернуты – но любому происшедшему на улице всегда найдется не один свидетель. А то, что происходит во дворах и даже в домах, каким-то волшебным образом быстро становится известным односельчанам…

В общем, не только Толлпадлу, но и всей округе вскоре был известен поименно каждый участник собрания на чердаке. А там эти сведения попали к тому самому дорчестерсксму судье Фрэмптону – ярый защитник богатых фермеров, он и сам был зажиточным сквайром, и его самого все происшедшее касалось, затрагивало его личные интересы.

Судья, без сомнения, возликовал: новорожденный тред-юнион Лоулесса сам сунул голову в петлю. Вовсю действовали Акты 1797 и 1798 гг., согласно которым приношение или принятие какой бы то ни было тайной клятвы считалось уголовным преступлением (к «джентльменам», как я уже говорил, эти меры никогда не применялись).

Судья немедленно отправил донесение министру внутренних дел лорду Мельбурну. Тот с изяществом истого английского джентльмена ответил не без ханжества: в действиях против тред-юниона следует воспользоваться услугами «доверенных лиц». Проще говоря, провокаторов или просто слабодушных.

Парочку таких среди членов тред-юниона люди судьи отыскали быстро: двое батраков сознались, что приносили на чердаке дома тайную клятву перед изображением смерти…