Через неделю часовые на стенах английского форта в Джелалабаде заметили одинокого всадника на смертельно уставшей, понурившей голову лошади. Это был военный врач Уильям Брайдон, единственный из примерно шестнадцати тысяч, которые вышли из Кабула в метель. Правда, в живых остались какие-то заложники (те, что уцелели) и немногочисленные сипаи, попрятавшиеся по пещерам в горных районах.
Одной из самых знаменитых картин Викторианской эпохи (1837–1901) стало полотно леди Батлер, изображающее доктора Брайдона, одинокого всадника на заморенной лошади, названное с горькой иронией «Остатки великой армии»…
Естественно, британские газеты и парламентские радикалы лихорадочно стали искать в событиях «русский след». «Таймс» недвусмысленно обвиняла Россию, «чье нарастающее влияние на местные племена ранее вынудило нас к вмешательству, чьи тайные агенты с величайшим тщанием изучают пути проникновения и Британскую Индию. И особенно подозрительно, что первым был убит Александр Бернс, самый жесткий и последовательный противник российских агентов».
Ну, что тут скажешь? Вообще-то агенты русской разведки были в Афганистане и после Виткевича, но их было слишком мало, чтобы поднять против англичан всю страну. Сами напросились. А Бернса, вероятнее всего, прикончили первым оттого, что он больше всех остальных англичан вел дела с афганцами, был прекрасно им известен – в том числе и как человек, чьим обещаниям доверять нельзя. Вот и ответил один Александр за другого – Грибоедова (уж в разгроме русского посольства в Тегеране британский след прослеживается четко).
Летом 1842 г. британский корпус вошел в Афганистан по «дороге скелетов». Это была уже не война, а чистейшей воды карательная экспедиция. Как выразился кто-то из англичан, «для поднятия престижа». На Кабул двинулись двумя колоннами – генерал Нотт из Кандагара и генерал Поллок из Джелалабада. По пути деревни и городки не просто грабили дочиста – устроили там с широчайшим размахом резню. Вот воспоминания одного из участников похода, британского офицера Чемберлена о том, что происходило в городке Исталиф: «Ни одно существо мужского пола старше четырнадцати лет не было пощажено, а некоторые солдаты стремились выместить свою злобу на женщинах… Картина грабежа была ужасна. Каждый дом был наполнен солдатами, как европейцами, так и туземными (сипаями. –
То же самое происходило везде, где проходили англичане. Взяв без боя Кабул, они и там учинили жуткую резню. В знак полной и окончательной победы подняли над крепостью Бала-Хисар свой «Юнион Джек» и задумались, как жить дальше.
Собственно говоря, вариантов было немного, точнее, один-единственный – уходить. Сидевшие в Кабуле британцы не могли ни воевать против всего Афганистана, ни худо-бедно его контролировать. Эмира Шуджаха зарезал кто-то из близких родственников – явление нередкое как на Востоке, так в свое время и в Европе. Что тут поделаешь?
Пришлось скрепя сердце допустить на трон Доста Мухаммеда, и он быстро взял под контроль большую часть Афганистана (правда, Кандагар и Герат еще какое-то время оставались независимыми государствами), причем приободрившиеся гератцы выгнали из страны британского резидента майора Тодда. Англичанам оставалось лишь бессильно материться – предпринять они ничего не могли. Узнав о таких переменах, откликнулись и в Бухарском ханстве – там казнили английских агентов полковника Стоддарта и капитана Конолли. (Ну а с Бухарой по причине ее отдаленности и трудной дороги туда британцы и вовсе не могли ничего поделать.)
Лет на десять в Афганистане настала тишина – участники Большой Игры временно отступились. Правда, англичане как-то потихонечку захватили независимые Синд и Пенджаб и посадили в Кашмире своего наместника, а русские протянули линию небольших крепостей, скорее фортов через казахские степи – от Аральского моря и Сырдарьи до важного стратегического пункта Ак-Мечеть.
Так что это было не отступление, а перегруппировка фигур…
Его величество хлопок
В 1849 г., после войны с сикхами, Ост-Индская компания захватила практически всю территорию нынешней Индии (Пакистан тогда не считался самостоятельным государством). И на сто восемьдесят градусов развернула курс своей торговой политики.