Лира узнала его и открыла, что ее собственное тело представляет собой нечто зыбкое и нестабильное и может в одночасье превратиться в ток. Скольжение его языка по ее шее, соскам, бедрам легко превращало ее в миллионы разных вещей. Она становилась воздухом или молнией, электрическим зарядом. Становилась его ртом и жила его ртом. Все ее тело могло сжиматься до размера маленьких кругов, которые он описывал языком. И в то же время оно становилось всепоглощающим, словно долгий радостный крик в тишине.
Они придумали целовать друг друга в каждый шрам, начиная с шеи. Или забираться в какое-нибудь темное место и прижиматься друг к другу так, чтобы не было понятно, кто где.
– Твоя коленка или моя? – спрашивал он. – Твоя рука или моя?
Она не знала названий для многого из того, что они делали, но отчетливо помнила ритм, который после ощущала всей кожей.
Она хотела того, чего ни один из них до конца не понимал. Быть ближе, еще ближе – ближе, чем вообще могут быть тела. Она хотела сбросить свое тело, и чтобы он тоже избавился от своего. Тогда они могли бы стоять, словно две тени, прильнув друг к другу, так, чтобы между ними не осталось ни миллиметра.
И в то же время она не хотела расставаться со своим телом, чтобы он мог и дальше целовать ее.
Она научилась определять время и каждый день отсчитывала часы до темноты, до того момента, когда Орион переставал быть собой и она больше не была Лирой. Когда они становились одним целым.
Но она боялась, что однажды это не сработает. Что их разделит расстояние.
Глава 2
А потом, в четверг, кое-что случилось.
В Хэвене Лире все время было скучно, поэтому, как ни парадоксально, она почти не ощущала скуки. Ее внимание занимали разные малозначительные события: разговоры, которые, как она воображала, вели ее маленькие сокровища, реплики, которые угодили в Коробку или были наказаны медсестрами. У нее были свои маленькие миссии, которые девушка планировала, словно настоящие военные кампании; например, прочесть надпись на бутылке с лекарством или даже на пачке сигарет одной из сестер.
Но теперь, когда она могла увидеть и попробовать столько всего нового, она часто скучала. В четверг, яркий солнечный день с пушистыми облаками, мир за окнами был залит светом. Но когда Лира предложила Ориону прогуляться по окрестностям, он посмотрел на нее горящими глазами и отказался.
– Нет, – сказал он и снова повернулся к телевизору, – это не мое.
Орион
Он же всегда хотел свободы. Увидеть, как живут
– Ты никогда не привыкнешь, если не попробуешь, – сказала Лира.
– Я не привыкну, даже если попробую, – ответил он.
Она пошла одна. Поход куда-то в одиночестве всегда вызывал смесь страха и приятного волнения, хотя она уже не в первый раз отправлялась гулять без него. В Хэвене Лира никогда не оставалась одна. Их всюду сопровождали медсестры, а через стекло наблюдали исследователи. Всюду виднелись очертания приборов и докторов, которые ими управляли. И, конечно же, были тысячи реплик, одетых абсолютно одинаково, не считая разноцветных браслетов. Они вместе ели и вместе принимали душ. И передвигались как единая масса, словно стайка комаров или грозовое облако.
– Эй, ты. Я с тобой разговариваю.
Лира обернулась. Она все еще не привыкла к тому, что люди обращаются к ней, глядя прямо в глаза, а не на лоб или на плечи. Что-то странное стало происходить с ней в этом новом мире. Она разучилась быть невидимой.
Девушка из сорок седьмого трейлера жевала жвачку и курила сигарету из чего-то, напоминающего ручку. Подойдя ближе, Лира распознала в ручке электронную сигарету. Одна из медсестер курила такую.
– Ты тут новенькая, – сказала она, выдыхая клубы пара.
Это не прозвучало как вопрос, поэтому Лира не сочла нужным отвечать. Она положила руку в карман и нащупала там свою последнюю находку: гладкий металлический болт, который подняла из грязи.
Девушка поднялась. Она была довольно худой, но все же не такой тощей, как Лира. На ней были шорты с посадкой на бедрах и короткий топ, открывающий живот. Из-за родимого пятна часть ее лица казалась темнее. Лира однажды видела такое у одного из малышей из Желтых, потом они все умерли.