Копия

Орион был вечным напоминанием о Хэвене, ее якорем. Рядом с ним она чувствовала себя застрявшей в своей прежней жизни, в прежнем имени. Двадцать четыре. Сбежавшая реплика. Человеческая модель. Монстр.

Рик сказал, что устроил Ориона на работу. Выбор был совсем невелик. Чтобы кем-то стать в мире людей, нужно иметь документы, удостоверения, номера, которые присваивает правительство: ни у Лиры, ни у Ориона их, естественно, не было. Но Рику удалось договориться с одним парнем, которому требовались помощники на ночные смены, с полуночи до восьми утра. Он платил наличными и не задавал лишних вопросов.

Лира узнала, что точно так же, как и в Хэвене, во внешнем мире деньги были источником постоянного беспокойства. В институте персонал все время обсуждал сокращение финансирования и даже возможность его полного прекращения. Но она и не представляла, что трудности с деньгами – это проблема повсеместная. Отец Джеммы предложил им большую сумму денег, но Рик отказался. Когда она спросила почему, его лицо потемнело.

– Грязные деньги, – ответил он. – Уже достаточно плохо, что я обязан ему крышей над головой. Без необходимости я лишней копейки от него не приму.

Ей было трудно осознать, что Рик Харлисс – человек бедный. Ведь у него была машина, собственный телевизор, небольшой дом с ванной и довольно много одежды. Все эти вещи представлялись ей настоящим богатством.

Но они были бедны. По крайней мере, так сказал ей Рик. И поскольку она была его дочерью, он должен был о ней позаботиться. А Орион, в его понимании, был нахлебником, который «убивал время». Поэтому Орион должен был найти способ «обеспечить свое существование».

Лира должна была уловить скрытую угрозу в его словах. Он намекал, что рано или поздно Ориону придется уйти.

Утром в субботу, после двух своих первых ночных смен, Орион оставил на кухонном столе пачку мятых долларовых банкнот. Рик молча взял их и купил больше еды, больше туалетной бумаги и зубной пасты, несколько пар носков, а для Лиры – книги с красивыми обложками. В них герои всегда появлялись в нужный момент.

Два дня Лира была счастлива, несмотря на участившиеся провалы в памяти и первую ссору с Орионом. Несмотря на то, что целые дни она вынуждена была проводить в одиночестве, от скуки подбирая все новый и новый хлам, снова и снова сортируя и перекладывая его, словно однажды удастся сложить из него осмысленное предложение. Она навещала Рейну и погружалась в бесконечный поток информации, включающий неизвестные ей имена, идеи и места, о которых она никогда не слышала прежде: Лос-Анджелес, неонацисты из пятьдесят восьмого трейлера, веганы, Ютьюб, права человека.

Она злилась на Ориона за ложь, хотя на самом деле он никогда и не говорил ей, что болен, а она не спрашивала. И все же она злилась. Ему тяжело было принять, что он никогда не сможет стать тем, кем от рождения являлась она. Но что может быть хуже, чем понимание этой новой истины: она умрет, а он будет жить дальше?

Она никогда не думала, что может его потерять. Он был частью ее жизни, ее реальности, которая теперь значительно выросла, чтобы вместить их маленький трейлер, бьющихся в стекло мух, тонущих в раковине пауков, Рейну с ее вечеринками и одежду по фунту, купленную в благотворительном магазине.

Вся ее прежняя жизнь двигалась по одному и тому же кругу и включала в основном только медицинские процедуры. Некоторые из них проводились еженедельно, другие – ежемесячно или ежегодно. Дни рождения проходили незамеченными, ведь в Хэвене их не отмечали. Даже ограда института представляла собой окружность. А сам Еловый остров со всех сторон был окружен водой.

Ничего не менялось. Все рано или поздно возвращалось на круги своя. И они с Орионом должны снова и снова возвращаться друг к другу.

Ей стоило бы понять, что в жизни все совсем не так просто.

В субботу она вообще не видела Ориона. Утром его кровать, спрятанная за уродливой ярко-розовой занавеской, оказалась аккуратно заправленной и пустой. Но домой он все-таки приходил. Лира видела деньги, оставленные для Рика. Рядом с кроватью Ориона стояла обувная коробка, в которой он хранил всякие мелочи. Когда она открыла ее, то чуть не задохнулась, словно кто-то ударил в солнечное сплетение. Он ведь тоже собирал разную ерунду. Старые монеты, автобусное расписание, пустая сигаретная пачка, листовка и кассовый чек, тщательно сложенный и придавленный смятой жестяной банкой. Лира почувствовала внезапную, острую тоску. В Хэвене у нее когда-то была точно такая же банка. Она хранила ее в наволочке.

Когда Лира уходила к Рейне, его еще не было. Записку она тоже не могла оставить, так как не умела писать. К тому же он все равно не умел читать. Да и что она могла бы ему сказать?