Копия

– Ну, это уж слишком провинциально, – посмеивалась она. – Даже для этой богом забытой глуши.

Но он так и не вернулся. Постель по-прежнему была аккуратно заправлена. Лира не знала, радоваться или расстраиваться.

«Игл Тайер» представлял собой большую фабрику по другую сторону от пункта весового контроля. Чтобы попасть туда, Лире и Рейне пришлось сначала пробраться под ограждением, потом петлять между огромных грузовиков и прокладывать себе путь через свалку.

Внутри, несмотря на распахнутые окна, было очень жарко. Пахло дымом и мочой. Стены закоптились от десятков кострищ, оставленных бездомными, которые многие годы переселялись сюда, как только на улице начинало холодать. Лира почти сразу пожалела о том, что пришла сюда. Кажется, все вокруг были знакомы между собой, а при ее появлении посмеивались. Многие из них были из Винстон-Эйбл, и кое-кто из девчонок спрашивал, где ее кузен, выделяя это слово так, что казалось, Лира сделала нечто плохое.

– Не обращай внимания, – сказала Рейна. Но это было не так просто. Как игнорировать тех, кто повсюду? В пустых комнатах «Игл Тайер» толпилось больше народу, чем она когда-либо видела в своей жизни.

В Хэвене существовали непреложные правила: вставать по расписанию, слушаться докторов и медсестер, держаться подальше от дверей с предупреждающими знаками, не мешать охранникам. А еще были сотни негласных правил, которые возникали сами собой и, словно споры, проникали в кожу. Лира думала, это из-за того, что Хэвен – институт. Но во внешнем мире было не меньше правил, законов и моделей поведения. А объяснения Рейны еще больше сбивали с толку.

– Тут те самые братья, о которых я тебе говорила. Те, что считают себя такими офигенными, – сказала она. – О, и вон туда посмотри. Это сестры Макнеб. Не разговаривай с ними. Вся семейка проклята. Их дед совершил самоубийство, тогда это все и началось. Ну, знаешь, это ведь грех, и все такое…

В темноте Рейна казалась бледной и походила на одну из серебристых рыбок, что сновали на мелководье неподалеку от Хэвена.

– И теперь в каждом поколении кто-то из них умирает в какой-нибудь жуткой аварии. В прошлом году их мать погибла. Несчастный случай на «Фармасин Пластикс».

Лира не понимала половину слов из тех, что произносила Рейна. Что такое «проклятье»? И что еще за «сучка»? Она знала, что такое «грех», потому что медсестра Даже-и-не-думай частенько цитировала Библию. Но о том, что самоубийство – это грех, она никогда не слышала. В Хэвене это считалось грехом только потому, что реплики дорого стоили.

Но обычные-то люди обходились дешевле. Разве нет?

Она хотела спросить, но Рейна подняла руку.

– Не смотри туда, – сказала она. – Помни, что я сказала тебе о братьях Васке…

Она не успела ничего добавить, потому что два парня уже пробирались к ним сквозь толпу. Один – высокий и тощий, с рыбьими глазами, второй – пониже и покрепче, с руками, покрытыми татуировками.

– О нет, – обратился один из них к Рейне. – Кто выпустил собак?

Она скрестила руки на груди.

– Думаю, тот же, кто выпустил тебя из клетки.

Лира оказалась рядом со вторым из братьев, тем, что с разукрашенными руками.

– Классная прическа, – сказал он и закурил. Дым от его сигареты имел особый, довольно приятный запах. Такой обычно приносило с болот, когда поднимались небольшие волны. – Знаешь, что говорят про девушек с короткими волосами?

– Нет.

– Что они трахаются как сумасшедшие. – Он выпустил дым. В темноте Лира не могла разглядеть его лицо, только влажный блеск на губах.

– Иди ты в задницу, Лео, – сказала Рейна и взяла подругу за руку, чтобы увести. – Я же говорила тебе, они придурки. Их мать была алкоголичкой. Наверно, слишком часто роняла обоих вниз головой.

Следующая комната, в которую они попали, должно быть, когда-то была офисом. Она была меньше по размеру и вся пропиталась сигаретным дымом. На матрасе в углу валялись чьи-то вещи. Стены были исписаны, но она не могла разобрать ни слова. По стенам и потолку тянулись провода. Кто-то притащил сюда колонки, и многие танцевали. Какой-то парень подал ей жестяную банку, и она взяла, думая, что это газировка. Но как только сделала глоток, выплюнула все прямо на ботинки Рейне.

– Блин, какого черта! – возмутилась она, и на секунду вместо ее обычного лица появилось другое, раздраженное и сердитое.

Теперь Лира была абсолютно убеждена, что пришла зря. Рейна жалела, что привела ее. Это было очевидно. Лира узнала выражение ее лица: так смотрели медсестры, когда обнаруживали, что одна из реплик описалась в кровати или наелась облупившейся с подоконника краски. Сто восьмая всегда так делала, когда была голодна.

– Прости, – прошептала Лира.

Лицо Рейны немного смягчилось.

– Да, нормально. Я тоже этот «Бад» ненавижу.

Но было уже слишком поздно. Лире было стыдно, и она понимала, что в действительности думает о ней Рейна. Лира была ее проектом, и проект этот провалился. Они обе это знали.