Копия (СИ)

Но ее не было. Более того — руки блонди разжались, а сам он резко поднялся, глядя на распластанного на постели пэта с запредельной брезгливостью.

— Ты отвратителен, — бросил, смотря на Хели как на нечто невообразимо мерзкое, — пожалуй, стоит избавить тебя от того, что досталось по ошибке, — и Аргос взял со стола коммуникатор, намереваясь позвонить.

Иногда страх способен творить чудеса и толкать на поступки, которые никогда не совершил бы, если бы так не боялся. Хели окончательно понял, что натворил, только когда коммуникатор, выбитый им из руки хозяина, отлетел к противоположной стене. В следующую секунду монгрел уже лежал на постели, снова придавленный телом блонди, только теперь член Аргоса был внутри — блонди молниеносно подмял под себя пэта и ворвался в тело, не готовое к этому, но оттого еще более желанное.

Когда Аргос ушел, буквально размазанный по постели монгрел тщетно пытался понять, что же болит сильнее — шея, грудь, задница или плечи, на которых уже проступали темные следы пальцев блонди…

Плечи болели и сейчас, именно боль и разбудила Хели среди ночи.

— Блядь, — негромко выругался монгрел, понимая, что на самом деле болит одно плечо. Левое. И болит немилосердно, настолько сильно, что прикоснуться к нему просто невозможно. — Сука, — сев на постели, Хели на ощупь отыскал на тумбочке сигареты и щелкнул зажигалкой, затянулся, поднимаясь с кровати и направляясь к выключателю.

Таблетки обнаружились у зеркала, чувствуя, что его все сильнее морозит, монгрел вытряхнул две из них на ладонь и проглотил, давясь и морщась. Бросив взгляд в зеркало, Хели увидел, что повязка пропиталась кровью, но сил, чтобы сменить ее сейчас, у него не было.

Его хватило только на то, чтобы отлить, бросить в унитаз бычок, а потом сделать несколько жадных глотков прямо из крана, торчащего над раковиной. Вода была мерзкой на вкус, Хели уже успел забыть его, как и то, что ночь в Кересе — темная, как самый глубокий колодец. То ли дело Мидас — сверкающий огнями всегда — и днем, и ночью, а в Эосе огней было еще больше, и к этому он тоже привыкал достаточно долго.

Забираясь обратно в постель, Хели надеялся, что таблетки подействуют очень скоро, а еще — что ему больше не приснится Аргос и то, что происходило в его роскошных апартаментах. Коррекция памяти, которой боялся блонди, хоть и никогда бы не признался в этом не то что своему пэту, но и никому в Мидасе, сейчас казалась Хели благом, милостью, за которую он отдал бы все, что имел. Ведь разве может существовать что-либо более милосердное? И как жаль, что Аргос лишил отвергнутого питомца этого дара…

А может, тут, в Кересе, все же есть подпольные специалисты, способные стереть память? Хели вспомнил, что слышал об этом, еще будучи воспитанником Гардиан. Он дорого отдал бы за то, чтобы узнать — насколько правдивыми были эти истории и где искать специалиста по мозгам. Врача, который спасет его от себя самого и поможет вернуться к нормальной жизни, если само понятие «нормальная жизнь» уместно применительно к Кересу. Забив на попытки уснуть — мешала не желающая стихать боль — Хели лежал, не закрывая глаз, и думал, что отправится на поиски врача прямо с утра, потому что выдержать долго пытку воспоминаниями он просто не сможет.

***

Вероятно, уснуть ему все же удалось, но подействовали таблетки или нет, Хели так и не понял. Во всяком случае, утром рука болела еще сильнее, чем ночью, а то и дело пробирающая дрожь говорила о том, что у него начался жар. Отлично. Самое то. Сдохнуть тут, в этой дыре, за которую уплатил вперед. Это означало, что хозяину будет похер — жив его постоялец или нет, до момента, пока не закончатся деньги. А потом он поднимется сюда, откроет дверь своим ключом и обнаружит на кровати тело. Впрочем, найти могут и раньше — кого-то из постояльцев смутит вонь, слишком резкая даже для Кереса.

Умереть. Одним махом поставить точку. Разве не этого ему на самом деле хочется? Да и что хорошего было в этой треклятой жизни, кроме…

Покинув Гардиан, Хели слишком рано понял, что привлекательная внешность — далеко не всегда плюс. Жадность чужих горячих рук он узнал быстро и сменил несколько любовников-покровителей еще до того, как оказался в Эосе. Их имен и лиц не помнил, и в этом Хели тогда не врал Аргосу. Хотя… врал. Сэма он запомнил просто потому, что первого запоминаешь всегда. Даже если он накачал тебя стаутом, чтобы ты особо не дергался и позволил делать с собой что угодно, превратился в тело — покорное и почти бесчувственное.

Самым ярким воспоминанием той ночи остался момент, когда его вывернуло в ответ на слишком резкое движение обдолбанного и нетерпеливого любовника. Тогда Хели еще не умел делать минет, но научился быстро — а что еще оставалось? Ну, разве что заученно-громко стонать под очередным трахальщиком, надеясь, что тот побыстрее кончит и оставит тебя в покое. Этому Хели тоже научился быстро, имитировать удовольствие у него получалось замечательно, верили все, кроме Аргоса.