Копия жены по контракту

Выполняю команду, делаю всё, что он говорит. Ощущения странные, я слишком стараюсь действовать правильно, но инструкции нет.

Делаю, как умею.

Член скользит во рту, рисую узоры на языке, беспорядочно, хаотично помечаю его своей влагой, сама же начинаю понимать, что этот процесс – вовсе не механический, он ведет к обоюдному удовольствию. Рамиль не просто получает от меня порцию наслаждения, но и дарит мне его. Оно вокруг нас, окутывает пеленой и стягивает крепким узлом. Снова ерзаю оттого, что внизу, между ног, вся мокрая, и он это замечает…

– Еще немного, сладкая, а потом я помогу тебе… – обещает нечто, о чем я боюсь даже подумать, пока слишком вовлечена в процесс, пока еще не знаю, как он закончится, и слишком заворожена действом.

Член входит уже как поршень, таранит рот, как будто совершается жесткое соитие, и я чувствую, что губы немеют от боли, мимо члена течет слюна, глаза наполнены слезами, в руках – будто горячее раскаленное железо под гладким атласом. Жарко, душно, нечем дышать, волосы на затылке тянет, Рамиль припечатывает мое лицо к своим бедрам, вколачиваясь внутрь моего рта членом. До одури быстро, до изнеможения страстно, до безумия пошло…

И вдруг – замирает. Я от неожиданности тоже становлюсь неподвижной, а потом ощущаю, как мне в горло проливается горячая жидкость. Сглатываю неосознанно, понимая, что не смогу выплюнуть, поэтому приходится сделать глотательное движение.

Губы пересохли, жутко захотелось пить, а я сидела и смотрела на Рамиля в той же позе, не зная, как вести себя после подобного…

Такому нигде не учат. Ты можешь только полагаться на свою интуицию – или ждать приказов.

В поле моего зрения появляется мужская рука. Рамиль вытирает опавший член тканью и убирает в трусы, не застегивая при этом брюки. Хочет продолжить? Внутри сладко сжимается от ожидания. Все прочие мысли улетучились из моей головы, улетели, как южные птицы на север.

– Ты очень старалась, – говорит Рамиль, а во мне снова просыпается задремавший на время чертенок.

– Насосала прощение? – задаю я вопрос, за который тут же хочется надавать себе по щекам.

Я перевела наш интимный союз в деловую плоскость.

Но чего мне бояться? Я же не задела тонкую ранимую душу бандита. Или?..

На короткое мгновение между нами повисает тишина. Вязкая, тягучая субстанция, которая ощутимо ложится на мои плечи и давит. Придавливает к полу и заставляет чувствовать свою убогость.

Зачем я это сказала? Чего хотела? И кто меня тянул за мой длинный, глупый язык, который всегда ругает Басманов?

Чувствую себя глупо, а у него зрачки сливаются с радужкой, в глазах разливается могильная темнота, которая обещает мне скорые похороны.

– Дура, – роняет он короткое слово, и от этого я ощущаю себя еще хуже, гаже, грязнее. Съеживаюсь у его ног, как поникший цветок, который выбился на солнечный свет из-под асфальта, надеялся выжить, но был безжалостно растоптан ботинком равнодушного прохожего.

Поддевает пальцами мой подбородок и понуждает поднять голову. Поглаживает шершавыми подушечками мою кожу, отправляя по телу стрелы болезненного удовольствия. Большой палец ложится на нижнюю губу и оттягивает ее книзу, проникает между губ. Я делаю машинальное движение. Втягиваю палец и сосу.

Как послушная зверушка, которая возомнила о себе, что приручит зверя. Глаза Рамиля становятся еще темнее, меня засасывает в воронку, в жерло вулкана, не понимаю, что со мной творится. Я так безумно хочу близости с ним. Не механического сближения тел, а настоящей, чтобы он жаждал меня, чтобы трогал ласково и говорил нежности. Хочу касаться его губ и иметь право говорить что хочу, делать что хочу.

Хочу стать с ним равной, а он не даст, не разрешит, он всегда будет командовать и приказывать, упиваясь своей властью надо мной. Захочу ли я жить вот так и стоит ли бороться за такое подобие отношений? Нелепые непрошеные чувства сметают напрочь все разумные доводы, и я продолжаю терпеть настойчивое давление пальца, едва дыша.

Рамиль снова накрывает мою голову рукой и слегка поглаживает. Как собачку, которая порадовала хозяина послушанием.

– Иди умойся, приведи себя в порядок, – сначала поднимает меня с колен, а потом отталкивает с пренебрежением. Сам же запускает руку в карман и достает оттуда что-то небольшое, железное.

Кажется, это называется кастетом. Продевает в прорези пальцы, разминает их, с сосредоточенным выражением на лице о чем-то думает. Он уже явно не со мной, где-то там, где он будет пытать Рахимова и бить его этим кастетом. На меня снова лавиной наваливается злость.

Вот зачем так демонстративно показывать мне то, что будет причинять Амиру боль? Он мог надеть эту штуку там, в погребе, а он делает это при мне!

– Ты пойдешь бить его, пытать? Можно с тобой? – выдыхаю сквозь слезы, сглатывая колючий ком в горле.

– Зачем? Тебе мало приключений на задницу? – спрашивает с отсутствующим видом, а я до боли втягиваю губу в рот зубами, бегаю по бильярдной глазами, отчаянно ищу выход из положения.