Копия жены по контракту

Он стонет, я ловлю его стон губами. Он делает движение вперед, матерится, шипит от напряжения, я же вдавливаю пальцы в мужскую поясницу, заставляя его войти глубже. Меня кидает в жар и холод, умираю и возрождаюсь. Нет и не было ничего сильнее по ощущениям в моей жизни…

Рамиль

В каждом ее жесте и движении сквозит невинность. Неискушенность. Она девочка, юная малышка, которую я запачкал, вся наша семья запачкала. Мой мир пересекся с ее и окрасил его в черные тона.

Как я сразу не распознал правду? Почему был таким идиотом? И где были мои глаза? С первого взгляда было видно, что девчонка никогда не знала мужчин и жизни.

Вся ее дерзость как раз от наивности, не понимала, как нужно себя вести со мной, нарывалась, именно ее дерзость и зацепила. Она сама зацепила.

Но кто-то должен быть мудрее. Сейчас я не сдержался. Взял ее на смятых простынях, не смог перебороть похоть и эгоизм.

Она лежит подо мной и так рвано дышит, что едва не задыхается. Губы пересохшие, постоянно их облизывает, приближая мой финал. С каждым толчком ощущаю, как тесно она меня сжимает. Девочка неиспорченная, только моя. Крышу сносит, ведет от нее, подыхаю от накативших эмоций. Развязка приходит неминуемо, оглушительным взрывом разрывая меня на части, едва успеваю выдернуть член из тугого плена и выстрелить спермой на гладкий плоский живот.

Марьяна реагирует удивлением. Отдергивается, как будто не ожидала ничего подобного. Конечно, так и есть. Для нее все эти действия внове. Вытирает тканью белые следы, смущаясь и краснея.

Неискушенные жесты, искренние порывы, отдается полностью, без остатка. И самое ужасное, что её глаза светятся восторгом. Она будто видит во мне то, чего нет. Любит? Ей нельзя меня любить. Я не найду в своей жизни времени и места для этой маленькой птички.

Я не дам ей ничего хорошего, разломаю на части ее хрупкие мечты. Я только от развода буду отходить какое-то время, разбираться с семейными делами, молчу уже про криминальные разборки, которые обязательно последуют за стрельбой на свадьбе.

Придется прикрывать Тимура, кому надо, проплатить, закрыть много ртов. Распоряжаться так некстати свалившимся на голову куском власти. Объяснять родным, что они больше не увидят мужа и отца, он сгниет в психиатрической клинике, проваливаясь в беспамятство.

До конца жизни придется хранить тайну о собственном отце ото всех.

Чувствую себя стариком, который согнулся под грудой наваленных на него дел, неспособным с ними справиться, потому что слишком немощен и слаб.

Нет во мне силы, нет кого-то рядом, кто бы поддерживал, давал советы. Я доверял отцу, считал, что он мудрый и опытный, он был моим ориентиром. Кажется, что я остался один, не с кем разделить бремя. На душе тяжело. Но не рассказывать же молодой девчонке, несмышленышу, про свои проблемы. Я бы даже не знал, как завести такой разговор.

Рано или поздно мы будем друг от друга отдаляться, она будет ждать ухаживаний, свиданий, цветов, романтических свиданий. Но я ничего не смогу ей дать…

– Просто так уйдешь? – малая тихо спрашивает, сидя на кровати и прикрываясь простыней. Она голая. А я даже не разделся. Просто взял ее по своей прихоти. А теперь собираюсь уйти. Молча развернуться и выйти в дверь не получится. Надо попрощаться по-человечески. Хотя, как это, я без понятия. Как уйти, если до одури хочется остаться?

– Нет, не просто. С тобой будут связываться мои люди. Когда будет ясно, беременна ты или нет, сообщишь им.

Тонкие пальцы прижимаются к животу. Взгляд Марьяны становится растерянным. Она будто забыла о том, что может быть в положении.

– Хорошо, – единственное, что она говорит. Хотя я вижу, что она очень много хочет спросить. Сжимает пальцы в кулак, точно так же не давая ни звуку сорваться с губ.

Я пока не знаю, что будет означать ее беременность. Мне проще думать, что ребенка нет. В противном случае будем разбираться. Сейчас я не готов об этом думать. Слишком много всего помимо этого.

– Тебе привезут бумаги на квартиру, – продолжаю, чтобы заполнить тишину. – Суммы будут перечисляться каждый месяц.

– Какие суммы? Какая квартира? – Марьяна в недоумении трясет головой и комкает хрупкими белыми пальцами простыню. Смотреть на нее, такую беспомощную, невозможно. Хочется наплевать на всё и поддаться чувствам. Но нельзя. Ради ее блага нельзя.

– Твой дядя с помощью махинаций отжал квартиру твоих родителей.

– Но он говорил…

– Неважно, что он говорил, – обрываю бесполезный лепет, разрубая воздух ребром ладони. – Ты получишь то, что тебе причитается.

Опускает глаза и изучает невидимое пятнышко на постели. Волосы растрепаны, на шее и груди красные отметины от моей щетины. Нежная кожа не пережила схватки с грубостью. Даже в мелочах я порчу свою девочку.

– Ты так от меня откупиться хочешь? – вздымает подбородок, прищуривая прозрачную зелень глаз. Красивая, зараза, острый язычок никогда не знает отдыха. – Я не шлюха, мне твои подачки не нужны. Деньги тоже ты перечислил? Забери их! – требует с надрывом, голос дрожит, глаза стекленеют от слез.