Коптский крест. Дилогия

  Надо отдать должное тёте Оле - рассердилась она не из-за плачевного состояния Николкиного гардероба. Увидав рассеченный лоб и слипшиеся от крови волосы, женщина чуть не грохнулась в обморок. А придя в себя принялась хлопотать вокруг него как вокруг раненого на войне героя. Николка был раздет, отмыт, ссадины обильно залили йодной настойкой и перевязаны чистой небелёной марлей, за которой Марьяне пришлось бежать в аптеку Ройтмана, на самый Земляной вал.

  Оказав первую помощь пострадавшему, тетка критически обозрела плоды своих трудов - племянник стоя перед ней, живой, отмытый, с головой, замотанной в марлевый тюрбан, как у турецкого паши, - и поинтересовалась, где это Николку черти носили и как его угораздило так пораниться и изгваздаться?

  Мальчик пытался отделаться привычным "да так, гулял, упал", - отговоркой, придуманной для не в меру любопытных родителей еще в античные времена, - но тётя была непреклонна. Она твёрдо решила выяснить, где и каким путём племянник пытался сгубить свою молодую жизнь?

  Допрос, как и легко догадаться, закончился слезами - сначала расплакалась тётя Оля, огорченная упорным нежеланием Николки держать ответ за проступки, а потом и он сам - мальчик не мог вынести слез любимой тётушки. Так они и рыдали, когда в дверь заглянула Маринка - и к слезному дуэту немедленно присоединился еще один исполнитель, превратив его, таким образом, в трио.

  Когда слезы были высушены, носы - утерты, а кружевные платки, сыгравшие в этих мероприятиях наиглавнейшую роль - спрятаны в рукава дамских платьев или засунуты под подушки, никто из присутствующих уже не помышлял о продолжении допроса. Тётя Оля послала дочку на кухню, сказать Марьяне, чтобы та ставила чай, а сама заявила Николке чтобы тот собирался. Оказывается, утром пришло письмо от Русаковых, соседей семейства Овчинниковых по Перловке.

  Нина Алексеевна, дачная приятельница тёти, писала, как хорошо теперь на берегу Яузы; пересказывала во всез подробностях новости загородного жития. Была приписка и от управляющего дачным посёлком: тот кланялся, и сообщал, что крыша дачи, которую Овчинниковы собирались снять, уже перекрыта. Так что господа жильцы могут заезжать когда им будет угодно - все де готово, ждем дорогих гостей.

  Так что - с самого утра, все то время, пока Николка носился по Москве за злодеями и бомбистами, семейство Овчинниковых готовилось к отъезду. Он был намечен на завтрашнее утро - так что времени и у тёти, и у Василия Петровича, да и у самого Николки было в обрез. Дворник Фомич был отослан сговориться на завтрашнее утро ломовиком, а Василий Петрович самолично отбыл на вокзал, чтобы справиться о поездах с Ярославского (бывшего Троицкого) вокзала до Сергиевского Посада. Решено было, что сам он с супругой и детьми поедет поездом - тогда как Марьяна с Фомичом будут сопровождать до поселка подводы со всем необходимым для дачной жизни скарбом. Вечером Фомичу предстояло вернуться на Гороховскую, а семейство Овчинниковых ожидали полтора безмятежных месяца дачной жизни.

  Обыкновенно мальчик вместе с кузинами в августе ездил в Севастополь - погреться на крымском солнце, набраться сил перед слякотной московской осенью. Николку ждал дом его детства и отец - так что мальчик обычно был рад этой поездке. Н в этом году не заладилось - в севастопольском доме, еще в мае начали большой ремонт, который продолжался и по сей день; так что на половину июля и август решено было отправиться в Перловку, в дачный поселок, где Выбеговы и Овчинниковы провели уже не одно лето; дачи они обыкновенно снимали по соседству. Марина предвкушала веселые деньки в обществе Вари Русаковой, а вот Николка совсем забыл о даче: за появлением Никонова и развязанной злодеем ван дер Стрейкером войной, он и думать о ней перестал. И вот - на тебе! Завтра! Николка совершенно не представлял, что делать - а потому подчинился тёте Оле и поплёлся к себе в комнату, собирать вещи.

  Глава третья

  Из путевых записок О.И. Семёнова

  Любому, кто возьмет в руки эти записки, знакомо понятие "Северная Пальмира" - порой репортеры и литераторы называют так Петербург. Знакомо оно и мне; но лишь попав в этот оазис посреди пустыни, я понял настоящий смысл этой аллегории.

  Пальмира, (слово это произошло от арамейского Тадмор, "город пальм" ) некогда была цветущим городом. Слава ее гремела по Лаванту, Средиземноморью и Малой Азии, достигая на западе Геркулесовых столбов, а на Востоке - Колхиды*. Город лежит в оазисе, между Дамаском и Евфратом, в 140-ка километрах от последнего. И Библия и Иосиф Флавий уверяют, что основал Пальмиру царь Соломон; вам самим, мои читатели, решать, который из этих источников заслуживает доверия: по мне, так все едино, тем более, в этом вопросе они сходятся.

  ## * Колхимда - древнее царство в Грузии. В легенде об аргонавтах там хранилось золотое руно.