Коптский крест. Дилогия

Теперь оставалось только ждать. Если верить пергаменту безвестного московского ученого (впрочем, почему безвестного? Умница Яша, мало того, что установил его личность, так еще и сумел разыскать беднягу в московской психиатрической клинике), манускрипт содержал описания операций с порталами. А именно - инструкции, как можно открывать и закрывать проходы между прошлым и будущим. И в свете последдних московских событий, это умение нам скоро понадобится. Правда, манускрипт еще предстояло перевести с коптского; к тому же, работа с порталами могла оказаться не столь уж и  простой в освоении. Впрочем, доцент Овсеин сумел в свое время разобраться в этом вопросе - а мы чем хуже?

Пароход разразился тремя прощальными гудками и бодро зашлепал колесами по средиземноморской волне. Башня маяка таяла в вечерней дымке, море дышало, неспешно поднимая и опуская на своей груди нашу посудину;  жизнь снова казалось прекрасной…

В- общем, «прости- прощай, Александрия, Одесса- мама ждет меня». А там, глядишь, и до Москвы недалеко.

Глава шестнадцатая

Никонов ворвался в клуб, распугав прислугу. Мешать ему, как , как давнему другу владельца клуба никто не посмел  лейтенант, чуть не бегом миновав «готический зал», оказался в кабинете Корфа.

Барон был не один. Перед ним, на темном дубовом кресле с высоченной, тоже готической спинкой, восседал богатырского сложения господин.

Этот человек,  с основательными запорожскими усами на типичном малороссийском лице и немного насмешливыми, проницательными взглядом,  , был Никонову смутно знаком.  Впрочем, Корф, едва поздоровавшись с новоприбывшим,   представил своего гостя:

- Вот серж, позволь рекомендовать - мой хороший знакомый Владимир Алексеевич Гиляровский. Известный репортер, пишет в «Русских ведомостях». С сегодняшнего дня - член моего клуба.

- Весьма польщен. - гость встал и подал Никонову широкую, как лопата, ладонь.  - Решил, видите ли, немного поупражняться - очень уж интересно барон о французском ножном боксе рассказывает. А заодно - накропаю статеечку для "Ведомостей", нынешняя московская публика весьма трепетно относится к спортивной теме.

Никонов немедленно  вспомнил - конечно, он не раз читал острые, злободневные статьи этого репортера. Сам Гиляровский был своего рода московской знаменитостью: сбежав 15 лет назад из родительского дома без паспорта, он успел поработать бурлаком, поступил юнкером в Нежинский полк, потом около месяца проучился в Москве, в юнкерском училище,  откуда и был отчислен обратно в полк  за нарушение дисциплины. После оставил армию, выступал в цирке, служил даже пожарным, а в турецкую компанию снова пошел в армию вольноопределяющимся, и, попав на Кавказ, заслужил там Георгия  четвертой степени.

С 81-го года Владимир Алексеевич перебрался в Москву, где и началась его карьера репортёра. После знаменитой Кукуевская катастрофа   в 82-м году, (когда под размытое водой железнодорожную насыпь провалился целый состав), его репортажи приобрели широкую известность, и с тех пор его острые злободневные заметки и зарисовки стали появляться во многих московских изданиях.

Любезно раскланявшись с новым знакомым, Никонов извинился и отвел Корфа в сторону. В двух словах он изложил барону ситуацию; тот сразу все понял и попросил позволения на минуту отлучиться. Назад барон вернулся не один, а в сопровождении Романа, бората Ольги.  Никонов тут же припомнил, что девушка не далее как сегодня говорила ему, что Ромка, сильно сблизившийся в последнее время с бароном, пропадает у него целыми днями.

Ни у него, ни у барона не возникло сомнений - Яшу надо немедленно выручать. Роман, который уже вполне освоился в клубе, отправился в оружейную  комнату;  Никонов только принялся обсуждать с Корфом способ проникновения в пресловутую «Сибирь», как их неожиданно прервали.

Оказывается, в суматохе они напрочь забыли о репортёре, и тот, профессиональным слухом уловив обрывок рассказа лейтенанта,  решил напомнить о себе.