Кор-Унтару

   Нод чувствовал, что ему говорят далеко не все, и факт этот его невероятно бесил. Но, как показывал опыт, переть на Вдову грудью было чревато. Поэтому он, подавив раздражение, ровным голосом поинтересовался:

   - Могу я получить кровь второго, чтобы навести на него гон?

   Шеа обернулась, смерив мага вопросительным взглядом:

   - А что вы, собственно, собираетесь делать, разыскав его? Посадить, как меня, в каменный мешок и вопрошать строгим гласом?

   - Если он не поддерживает интересы Лесных и никак с ними не связан, то мы предпочли бы его завербовать.

   Вдова еле удержалась от того, чтобы сложить брови домиком. "Ха! Вот это времена! Гальтов вербуют для пограничных войн".

   - Боюсь, формула "За Звон Золотишка" не покажется ему достаточно притягательной.

   - Ты явно знаешь, о ком говоришь! - не выдержал Греллар. - Кто он?

   Шеа с досадой отвернулась, чтобы спрятать невольный оскал.

   - СпрОсите его сами, когда догоните. Идите по следу первого - придете ко второму.

   Магистр продолжал стоять, сверля спину ведьмы яростным взглядом и раздувая ноздри, но он совершенно не представлял себе, что тут можно было сделать, чтобы заставить ее говорить.

   - "Спросите"? - выдавил он, наконец. - То есть, ты с нами не идешь?

   - Нет.

   - Мы тебя наняли и платим за работу деньги.

   Шеа вскинула бровь, расслышав рычание в голосе Верховного.

   - Некоторую информацию я вам уже предоставила. Кстати, бесплатно, - холодно отметила она. - Кроме того, как наемница, я имею полное право выбирать, на что подписываться, а на что - нет... И это было уже второе "нет" за прошедшую минуту.

   Маг, стиснув зубы, вырвал иглу из браслета и обошел Вдову, резко протягивая ей руку. Через несколько секунд тела сковал мгновенный холод, и люди вернулись в  тесную комнатушку.

   Неплотно прикрытый ставень, бился о стену. Огонь в жаровне давно потух, и часть золы сквозняком выдуло на кровать. А за стенами башни над океаном поднималось ярко-алое рассветное солнце.

   14 глава. Палки в колеса

   Над бурным потоком, ворочавшим камни,

   На тонком и хлипком мосту повстречались

   Прославленный рыцарь, каленый боями,

   И девушка в платье простом и унылом.

   И он попросил лишь открыть ее имя,

   Сраженный улыбкой, игрой светотени.

   На землю у ног ее пал гордый рыцарь,

   Чтоб глаз рассмотреть неземное сиянье.

   Она отвечала, что имя не песня,

   И прелести нет в его букв переливе.

   При звуках его увядают растенья,

   И горечи тлен на губах остается.

   Но рыцарь не верил словам о несчастье,

   Внимая лишь голосу глупого сердца.

   Он знал, что на свете нет имени горше,

   Чем Смерть и Забвенье. А им здесь не место -

   В глазах, что синее, чем неба просторы,

   На пальцах, прозрачней объятий тумана.

   Ведь губы, алее плодов земляники,

   Не могут нести с поцелуем отраву.

   Она улыбнулась - умерь любопытство,

   Дорогу оставь для меня, не упорствуй.

   Кто знает, несу я дары или копья.

   И счастье ли - нам на мосту повстречаться?

   Могу оказаться бедой и проклятьем,

   Могу привести за собой злые ветры.

   Пока не услышишь прямого ответа,

   Ты сможешь уйти, веря в добрую сказку...

   (из старинного предания о Рыцаре и Смерти.

   Княжество Даэн-Аймал, XXVI век)

   С тявканьем и лаем, под переливы далеких рожков из оврага на ленту тракта вылетела охота. Собаки дернули по прямой, вслед за поднятым зайцем исчезая в высокой траве.

   Айхел поднялся на облучке, пытаясь утихомирить прянувших в сторону коней, когда на дорогу выскочили всадники, внеся своим появлением окончательный аккорд в наступившую сумятицу. Повозка проехалась задом, скатываясь на обочину. Бухнули в пол перевернувшиеся коробки, и позади протестующе заржали кони - это Халахам резко дернул поводья, чтобы не вписаться в остановившийся фургон. Эрикир уже спрыгнул на землю и первым делом бросился к колесам - проверить все ли в порядке. Из-за занавески высунулась Лайлин, протирая заспанные глаза.

   - Что стряслось?

   - Коняшек всполошили, охотники хреновы, - пробасил Айхел, присоединяясь к Эрикиру.

   И спицы, и ободья были целы, но сама телега крепко сидела в рытвине.