Корабельная сторона

— Вот здорово-то! — ликовал Санька, подбрасывая монету.— А что, если мне попробовать?

— Попробуй,— поощрил отец,— только сначала сходи на кухню.

— Зачем?

— Каши поешь…

— Я с тобой, как мужчина с мужчиной, а ты со мной, как с дитенком,— обиделся Санька.— А мне уж двенадцать!

— Возраст у тебя, прямо скажем, преклонный! Торопись делать геройские дела, а то опоздаешь.

— Опять смеешься! — Санька надул губы.

— На холодец,— Григорий Григорьевич щелкнул сына пальцем по губе,— к завтраку в самый раз, с горчинкой! Ну, ладно, ладно, мир?

Но Санька не хотел мириться:

— А пистолет подержать дашь?

— Дам, если умоешься за десять секунд.

— Да я за три! Считай! — И Санька со всех ног бросился к умывальнику. 

Глава четвертая

Сенька и Кимка спали в эту ночь безмятежно, не то что Санька, хотя байковое одеяло, расстеленное ими прямо на ребристый настил балкона, и старая фуфайка в головах, казалось бы, райского отдыха не гарантировали. И тем не менее они блаженствовали. Зато пробуждение ребят было невеселым.

В пятом часу утра с первыми проблесками зари громыхнула входная дверь и хриплый командирский бас пророкотал:

— Татарский э-сс-кадрон, шашки наголо!..

Это вернулся из очередного «путешествия» Кимкин отчим. Он, растолкав мальчишек не очень ласковыми пинками, приказал им построиться сначала в одну шеренгу, потом в дне. Ребята выполнили команду, правда, без особой охоты. Командир поворчал для порядка, пригрозил нерадивых посадить на гауптвахту и продолжил учение. Усадив «кавалеристов» на стулья, стал обучать их рубке лозы.

Маленький, кривоногий, с черной повязкой на правом глазу, бывший буденовец выглядел довольно комично. Но Сенька с Кимкой не смеялись, они-то знали, сколько настоящих геройских подвигов за спиной у этого человека. Не зря же Семен Михайлович наградил своего комвзвода именным оружием. Сейчас оно находится в музее.

— Ему бы и орден дали,— Кимка с гордостью посмотрел на Сеньку,— если бы под Варшавой пулей глаз не выбило…

А лихой вояка входил в раж: команда следовала за командой, а их надо было выполнять. В конце концов ребятам это надоело, и они выскочили на лестницу, хохоча во все горло. А вслед им неслось:

— Зарублю, дезертиры! Эс-с-ска-дрон, шашки наголо!..

Усевшись верхом на перила, Сенька с Кимкой скатились на первый этаж.

В квартире № 21 приоткрылась входная дверь. В образовавшуюся щель выглянула заспанная физиономия пожарничихи.

— Опять ты! Я вот тебе, окаянный, надаю по шеям, чтобы не будил людей ни свет ни заря!..

Кимка показал ей язык и выскочил на улицу.

Улица встретила мальчишек солнечной тишиной. Все добрые люди досматривали сны, лишь в ближнем перелеске отчаянно пересвистывались птахи да расфранченные петухи хрипло голосили о том, что нынче суббота и те, кто не очень настроен попасть в праздничный суп, должны поскорее сносить ноги из курятника.

— Чей потух? — спросил Сенька.

— Мамо его знает.

— Мамо? Кто это?

— Не кто, а поговорка такая! А петух вроде пожарничихи. Не злая тетя Мотя, а горластая — страсть! И хозяин ее — человек подходящий. Усищи у него во! Длинные и тонкие. Шофером на пожарной машине работает. Взрослые зовут его почему-то Поддубным, а мальчишки — тараканом. За усы.

— И такому человеку ты хотел причинить зло! — покачал черноволосой головой Сенька, сгоняя с лица невольную ухмылку.

— Подумаешь, «зло»!.. Да у нее одних петухов пять штук, а кур так и не сосчитать!

— Тогда ты молоток!

— Может, тогда вон того нахала подстрелим? — загорелся Кимка.— Гляди, как возле пеструшки увивается!

— Не надо, шум будет, а нам это противопоказано! — Сенька с удовольствием выговорил новое словцо, услышанное недавно в больнице, куда Мститель заходил на профилактический медосмотр.

— Куда потопаем?

— На завод,— зевнул Сенька.— До обеда поработаем, потом… Прощай, завод! Одесса-мама, здравствуй!.. Ночку проваландаемся на «Аладине», а там — ду-ду! Заметано?

— Заметано!

Приятели двинулись через барханы, заросшие верблюжьей колючкой, по направлению к заводу.

Поравнялись с приземистым, похожим на букву «П» бараком.

Здесь жили «кумовья-пожарные». О них на заводе ходили легенды: любой из рядовых пожарных будто бы может проспать на одном боку, не переворачиваясь, до двух суток кряду.

Пожарники в столь ранний час, конечно, еще спали. Неподалеку от низенького, в три ступеньки, крыльца был врыт турник. Под ним лежала двухпудовая гиря.

Сенька по оттяжке добрался до перекладины и, зацепившись за нее правой ногой, дважды провернул «колесо». Кимка попробовал повторить этот фокус, но неудачно.

— Корма тяжела,— констатировал Сенька.

— Я больше балуюсь гирями,— Кимка схватился рукой за двухпудовик и, оттопырив нижнюю губу, дернул. Гиря слегка покачнулась, но с места не сдвинулась. А Соколиный Глаз, ойкнув, пояснил:

— Растяжение. А так я ее правой запросто…

…Вот и проходная. Но ребята на нее даже глазом не повели. Они еще не настолько пали в собственных глазах, чтобы, как все, ходить и выходить в ворота. У них существовали свои тайные лазейки.