Корабельная сторона

Санька всегда был ловок в движениях и исключительно ритмичен. За время работы его плечи раздались, мышцы налились силой, округлились. В свои пятнадцать с половиной лет он выглядел как семнадцатилетний. А капитанский костюм делал его еще более солидным. Ирине это пришлось по душе. Если она среди девушек была самой красивой, самой нарядной, то Подзоров с его по-детски округлой мордашкой среди молодых людей был не последним. От него, мальчишки, исходила какая-то непреоборимая мужская сила, которая с каждой минутой притягивала Ирину все сильнее и сильнее. А потом от него веяло такой чистотой, о которой эта красивая девчонка, избалованная вниманием парней много старше ее, начала уже забывать. Она болтала с Санькой о том о сем, нащупывая его слабые и сильные стороны. И с каждой минутой этот мальчишка удивлял ее все больше и больше. Он был начитан, но больше всего ее удивляла самостоятельность его суждений. Даже на хрестоматийные вещи у него был свой взгляд, было свое толкование. Теодора Драйзера он называл американским Бальзаком. Бальзак, в свою очередь, перекликался у него в чем-то с Достоевским. Санькины мысли о литературе были не столько глубоки, сколько оригинальны. Рядом с глубиной у него соседствовали детскость и поверхностная прямолинейность, особенно, когда вопрос касался повседневных проблем жизни. Перед женщиной он благоговел наподобие средневекового рыцаря, знал о ней почти все и не знал ровным счетом ничего.

Ирина внутренне усмехнулась, ей пришла в голову комическая мысль: она представила себя тигрицей, дрессирующей дрессировщика.

Она отыскала глазами Бориса, Солнышкин продолжал очаровывать Казанкову.

«Что ж, каждому свое! — усмехнулась «тигрица».— А, в общем-то, мы с Борькой в чем-то схожи. Недаром же любили друг друга почти год… И теперь, даже разлюбив, остались друзьями. Такое бывает редко. Не говорит ли это о родстве наших душ?» — Ирина засмеялась.

— Ты чего? — Санька заглянул в ее расширенные зрачки. В их глубине мерцали неясные огни.

«Как в галактике»,— подумал он и улыбнулся.

— А ты чего?! — Ирина невольно прижалась к его груди.

— Да так, ужасно «умные» мысли одолевают,— он робко, необидно отстранился.

— Представь себе, и я о том же подумала!..

— Ир, а тебе никогда не приходило в голову, что если люди вот так, как мы с тобой, близко-близко, то они могут читать мысли друг друга, как раскрытую книгу, а?

Девушка, озоруя, притянула его к себе, и тут же, оттолкнув, шепнула:

— Какой же ты мальчишка?!

— А разве это плохо?

— Хорошо, но…

— Что «но»?

— Не скажу!

— Почему?

— Потому что, потому…

— Окончание на «у»!..— Санька пожал ей руку.— А ты и сама-то разве не детсад?

— Детсад, но из старшей группы, а ты… из ползунковой!

Санька нахмурился. Он чувствовал, в чем-то она мудрее его, а в чем именно, понять не мог.

— Ну, Лорд, расправьте свои сердитки! — Ирина провела проворным пальцем по его бровям.— Все будет вери велл!

Санька невольно покосился в сторону Настеньки и Бориса. И сердце его на какое-то мгновение дрогнуло, но всего лишь на мгновение. Красота Ирины снова затуманила ему глаза.

Прибой музыки все нарастал. 

Глава седьмая

Военные заказы росли не по дням, а по часам, все цехи «Октября» работали на фронт, а флот требовал свое. Команды буксировщиков и барж с текущим ремонтом справлялись собственными силами, они понимали, что иначе нельзя, но изношенные машины требовали запчастей, а их не было. Флотский комсомол ударил тревогу.

Что делать? Лена Бородина от имени заводского комитета комсомола обратилась за советом и помощью в партбюро. Положение на судах катастрофическое, в кладовых ни болта, ни гайки, израсходованы все резервы. Малейшая поломка, и буксиры встанут на прикол. А это значит — боевые машины на фронте не получат горючего и не смогут вступить в бой с наседающим врагом.

Лена с надеждой смотрела на Говорова, а тот все хмурился и хмурился. И думал: «Станки загружены до предела. И если некоторые из них переключить на судоремонт, то план по спецзаказу полетит кувырком».

Что же делать?! Говоров покусывает нижнюю губу, поблескивая ровными зубами. Запасные станки найдутся, а вот куда их ставить?! В цеху для лишней тумбочки места не сыщешь, не то, что для станка!

— Вот что,— рассуждает он вслух,— давай-ка вечерком, после работы посоветуемся с комсомольским активом, а я приглашу членов парткома. Глядишь, что-нибудь и надумаем. Как считаешь?

— Непременно придумаем! — повеселела Лена.— Уж это точно!

Сдав смену, Кимка и Санька присоединились к Захаркину, пошли в партком. Сердца у них от робости екали — партком завода это тебе не цеховое начальство! Тут есть от чего оробеть!

Народу собралось предостаточно. На совет пригласили почти всех начальников цехов и прославленных мастеров разных специальностей. Захаркин не спеша пробрался на почетное место и запросто уселся на скамье рядом с Заглушко.

Григорий Артамонович крепко пожал Захаркину руку, его темные усталые глаза уважительно сказали при этом: «Крепко работаешь, друг, да и молодежь за собою подтягиваешь, сердечное спасибо за это!»