Корабельные будни офицера 7-го ВМФ

Как известно, первая зимовка в гавани Императора Николая I закончилась трагически. В поисках материалов о ней, обращаюсь в архив Русского Географического Общества, находящегося в Санкт-Петербурге в историческом здании Императорского Географического Общества. Красивый серый гранитный фасад, старинные с бронзовой отделкой входные двери. Широкая мраморная лестница ведет на третий этаж, где располагается архив. Ее стены увешаны портретами президентов Географического Общества и выдающихся русских путешественников. Поднимаясь по ступеням, словно погружаешься в историю русских географических открытий.

По традиции, российские путешественники и мореплаватели дарили Географическому Обществу свои путевые записи и раритеты, привезенные из дальних стран.

В архиве Русского Географического Общества мне удалось обнаружить подлинные письма супруги руководителя экспедиции Г.И. Невельского Елены Ивановны Невельской, повествующие об освоении русскими морскими офицерами-первопроходцами Дальневосточного края в середине ХIХ в.

Передо мной старинная карта 1824 года, на которой побережье пролива между материком и островом Сахалин показано весьма условно и нет никаких названий мысов и бухт. Слева, на материковой части карты обозначена земля «TARTARY». Возможно, отсюда и пошло название Татарский пролив. «TARTARY», «Тартар» — обобщенный термин, исторически использовавшийся в западноевропейской литературе и картографии в отношении обширных неисследованных областей Азии вплоть до Тихого океана. Латинское слово «Tartarus» — обозначает подземное царство или ад. Его религиозное значение «неизмеримая пропасть, бездна адская, место неизмеримого и нестерпимого холода, куда будут посылаться души грешных людей». То есть «Тартар» — холодная страна, очень далекая страна, неисследованная земля. Русское присловье — «Пошел в тартарары…», означало «Послать очень, очень далеко…». Этот небольшой лингвистический экскурс приводит к пониманию того, как наши предки оценивали отдаленность этого края, нынешнего Дальнего Востока. Рассматриваю другую карту — 1885 года. На ней берега пролива и острова Сахалин изображены подробно с наименованиями мысов, бухт, заливов и название самого пролива звучит уже как — Татарский пролив.

Между этими картами — годы исследований, открытий и описаний побережья Татарского пролива Амурской экспедицией Невельского, присоединение этих земель к России и открытие крупнейшей и удобнейшей гавани мира — Гавани Императора Николая I — Императорской Гавани — Советской Гавани.

Поздней осенью 1853 года лейтенант Бошняк вернулся в открытую им гавань Императора Николая I для основания там военного поста. Пока он отсутствовал, казаки отрыли несколько землянок, построили избу бани, для зимовки заготовили солонины и сухарей на восемь человек.

7 октября 1853 года, в день прибытия лейтенанта Бошняка на паруснике «Николай» в залив Императора Николая, шел дождь. На следующий день, 8 октября ударил сильный мороз, бухта покрылась льдом, и командир «Николая» вынужден был оставить свое судно на зимовку. 13 октября в Константиновскую бухту, тоже на зимовку, пришел с Сахалина парусный транспорт «Иртыш». Такое решение руководителя Амурской экспедиции Невельского оказалось роковым. На Константиновском военном посту, где имелось жилье и запасы продовольствия для зимовки 8 матросов постовой команды, остались зимовать 75 человек. В тот год зима выдалась ранняя, морозная, с ураганными ветрами и частой пургой. Снег заваливал строения поста по самые крыши. Лейтенант Н.К. Бошняк срочно пытался подготовиться к зиме. Николай Константинович был человеком молодым, смелым и энергичным.

Жена Невельского Елена Ивановна Невельская в одном из своих писем от 2 августа 1851 года так отзывалась о лейтенанте Бошняке:

«…Муж с лейтенантом Бошняком отправляется в устье Амура, с тем чтобы создать там вторую колонию. Молодой Бошняк очень образованный и способный, останется начальником на этом новом русском посту.

…Благодаря энергии и рассудительности присущей Бошняку, …новая русская колония (Николаевск — А.Л.) сослужит в этой пустыне средством укрепления нашей мощи».

Но кроме воли и энергии Бошняка и его подчиненных, нужны были элементарные запасы еды на то число людей, которое оказалось на посту. Полуголодное существование зимовавших, суровый климат, постоянная сырость в землянках, отсутствие медикаментов и врачебной помощи привели к массовому заболеванию матросов и офицеров цингой. Кожа покрывалась пятнами, воспалялись десна, малейшие движения причиняли во всем теле сильную боль. Многие слепли.

В своем рапорте от 30 января 1854 года лейтенант Бошняк докладывал Невельскому:

«…положение весьма печальное: запасов нет, а цинга между командой «Иртыша» свирепствует; пять человек уже умерло. Командир болен, а офицер почти при смерти.