Корабельщик

– Постойте, господа солдаты, – воскликнула хозяйка. – Что же в городе творится-то, Смерть моя матушка?

– Бунт, – просто ответил капрал.

– Возьмите хоть денег! Маруф, Акакий! – Она повернулась к гостям, но капрал не стал ее слушать и вышел вслед за солдатами, в ночь. Из распахнутого проема в холл задувало, и лежащие у порога тела успели покрыться тонким слоем легкого, перекатывающегося по мраморному полу снега.

Гости молча ежились, пока наконец кто-то не догадался кликнуть вполголоса Прокла. Тот метнулся в гардероб и принялся подавать шубы и шапки.

– Эй, кто посильнее, помогите выкинуть это на улицу, – громко сказал Максим. К нему подошел какой-то мрачноватый, квадратный тип, и они вдвоем принялись выволакивать трупы на крыльцо с сбрасывать их в сугроб. Авось к утру не заметет, и похоронная бригада сожжет их, чтобы прохожие не запинались.

– Спасибо вам за помощь, господа, – как-то потерянно сказала баронесса. Почти все уже успели разойтись.

– Слышали капрала, сударыня? Подоприте двери хоть шкафом. А назавтра слесаря вызовите, непременно, чтобы замок починил. И стекольщика… – Студент подул на мерзнущие, влажные от талого снега руки.

Он принял от Прокла плащ и поспешил одеться, пока совсем не промерз.

– Заходите еще, – растерянно пробормотала Васса, а Варя вдруг остановила Максима и поцеловала его, несмело приобняв обеими руками. Для этого ей пришлось встать на цыпочки. Она выглядела очень испуганной и старалась не наступить на разлитые по полу, быстро замерзающие лужицы густой крови.

– Может, останешься? – тихо спросила она, щекоча ему ухо теплым, парящим дыханием.

– Мне надо проведать семью, – через силу проговорил Максим и слегка поклонился хозяйке. Едва он вышел, как порыв ветра бросил ему в лицо целую пригоршню колючего снега. Половина фонарей на Архелаевой была разбита, и по тротуарам, прижимаясь к домам, мелькали размытые тени прохожих.

-7

Лето в Питеборе было бы совсем жарким, если бы не близость к морю. Сам портовый город стоял в трех верстах от моря, на правом берегу Кыски. Левый, конечно, тоже постепенно обживался, но каменных строений там не было, а сообщение между берегами осуществлялось стараниями вольных лодочников.

Максим иногда, в не самые жаркие вечера, когда с моря бежали тучи, а ветер поднимал в реке волны, стоял на набережной и наблюдал за тем, как редкие лодки причаливают к деревянной пристани, а пассажиры начинают взбираться по крутой тропинке. В некотором отдалении, открытые бешеным зимним штормам, которые гонят в Кыску соленую воду, и стояли многочисленные бревенчатые домики. Питьевая вода в такие непогожие дни бывала солоноватой, йодистой.

А еще ему нравилось рассматривать парусные и винтовые суда, иногда проплывавшие вверх по течению. Все они становились у причала неподалеку от Адмиралтейства, и многие после таможенного досмотра следовали дальше, к Навии.

Максим облокотился о вытертый парапет, и в нагрудном кармане его синего, с капитанскими нашивками мундира хрустнул конверт с письмом. Он медленно, стараясь лишний раз не трепать края, вынул его и прочитал: “Максиму Рустикову из Навии, Университетский городок от Еванфии Питиримовой из Ориена, улица Моховая, дом 3б, Северная волость, Королевство Селавик”. Буквы совсем не походили на те, что он когда-то множество раз видел в ее тетрадках – они стали жестче, угловатее, словно огрубели.