Корабль

Послышался пронзительный скрип, после чего в помещение забрался тусклый свет. Через мгновение я почувствовал, как нечто сильное крепко обхватило мои тонкие руки и повлекло меня куда-то в сторону, к неожиданно возникшему лазу, из которого струились бледные лучи видневшихся вдали огоньков. Огромный высокий мужчина выволок меня из узилища и потащил по длинному мрачному коридору, который я едва успел разглядеть. Разгонявшие тьму огоньки оказались старыми блёклыми лампочками, свисавшими с потолка на тоненьких проводках и слегка покачивавшимися на них из стороны в сторону. Неизвестный изогнул меня так, что большую часть времени я мог смотреть только себе под ноги, но кроме мокрого тёмного пола мне удалось так же разглядеть стены коридора, которые состояли из серого, рыхлого, рушащегося под тяжестью времени материала.

«Кто вы? Что это за место? Куда вы меня ведёте?» – вырвалось у меня машинально. Но его каменное грубое лицо не подало ни единого намёка на понимание. Казалось, он не был в состоянии, в принципе, выражать хоть какие-нибудь эмоции. А посему его образ напоминал мне ожившую статую: прямую, твёрдую и беспощадную. Тогда я попытался вырваться, но моё тело тут же пронзила боль. Его руки крепко стискивали мои, и, стараясь угадывать каждое последующее движение этого мучителя и подстраиваясь под него, я пытался облегчить мою участь.

Наш путь виделся мне нескончаемым. Тёмный узкий коридор всё уходил куда-то вдаль, а затем стал извиваться и закручиваться, как змея. Спустя некоторое время я ощутил резкий подъём, который привёл нас на следующий уровень, и мы тут же ступили в огромную толпу. Мой проводник свирепо выкрикнул: «Прочь с дороги, отребье!» В тот же миг все расступились, стал виден проход, и притеснитель потащил меня дальше. Я стал внимательно изучать новое пространство и напряжённо оглядываться по сторонам. Мне предстала поистине душераздирающая картина. Окружавшие меня люди были доведены до такой гнусности, что слёзы невольно проступили в моих глазах. На этих несчастных вовсе не было никакой одежды, так что их истерзанные тела явились мне неприкрытым отражением их суровой жизни. Невероятно худые, они были сплошь покрыты язвами, гангренами и гниющей плотью. Их жилища походили на норы, и многие из них были битком набиты больными и умирающими. И хоть весь видимый сброд лишь отдалённо напоминал людей, во мне проснулась мучительная жалость к ним. Меня также мучил вопрос о том, какая сила смогла загнать такое количество людей в беспросветный мрак и низость, ведь не сами они пожелали уподобиться безвольному скоту… Ответ находился совсем рядом, он был повсюду, и я мог буквально ощутить его своим телом, но, несмотря на это, он ускользал от меня в те минуты. Та же сила сейчас тянула меня к неизвестному року, и после всего увиденного у меня не осталось сомнений в злонамеренности этой неведомой стихии.

Следующий этаж не показал мне ничего нового. Всё та же безвольная чернь, а также вездесущие нищета и страдания. Проводник увлекал меня всё дальше и выше, и перед моими глазами стали мелькать абсолютно разные люди и разные условия их жизни. Каждый этаж представлялся мне обособленным, уникальным мирком, по непонятным причинам соединённым в нечто целое, встроенным в общую систему. Единство ощущалось на каждом шагу, но мне всё же никак не удавалось понять, как столь разнородное может образовывать целостность.

Время от времени я забывался, впадая в мысли и нелепые фантазии, которые одни лишь были в силах хоть как-то объяснить всё вокруг, придать этому разумный вид и отвлечь меня от ни на секунду не покидавшего ощущения страха перед тем, что ожидает меня в конце намеченного проводником пути.

Иногда я вскидывал голову и, оглядываясь, оказывался захвачен неподдельным интересом к людям, которых мне удавалось увидеть. Некоторые из них были до глубины души грустными. Их лица выдавали всю тяжесть нависшего над ними мрака. Но самым важным было то, что я чувствовал некое родство, сближавшее меня с этими несчастными. В их медленном, горестном тлении, в их поникших глазах виделось потухающее пламя. Вид этот невольно наводил тоску и на меня.

На нескольких последующих этажах моему взору представали так же люди недалёкие, столь же по-детски наивные и не искушённые в борьбе за свои жизни, как и бедняги на нижних уровнях. Их состояние уже не было столь плачевным, и тем более сносным казалось оно им самим. В них не видно было той тоски, что так оценил я в людях внизу. Наоборот! Можно сказать, что они были счастливы. И сколь странным ни казалось бы мне их довольство жизнью, с их бледных лиц не сходили глупые улыбки. Эти люди возбуждали во мне не сострадание, а нечто совершенно иное. Чувство это подкралось ко мне незаметно, и так же незаметно оно завладело моим сердцем. Презрение сдавливало мне горло, когда я смотрел на их довольные лица.