Корабль Его Величества «Улисс»

Николас сам удивлялся, почему он дружит с Карпентером. Ведь они так не похожи друг на друга. Для разудалого Карпентера сдержанность и молчаливость Николаса были отрицательными качествами. Николас же всей душой отвергал те строгие устои морской службы, которыми так восхищался Карпентер. Возможно, из-за чрезмерно развитого в нем индивидуализма и любви к независимости, столь характерных для шотландцев, Николас был ярким противником жесткой корабельной дисциплины, всякого проявления власти и бюрократизма.

Даже три года назад, когда начавшаяся война заставила Николаса покинуть госпиталь в Глазго, он уже подозревал, что его личные взгляды вступят в острые противоречия с требованиями старших по службе. Так оно и случилось. И тем не менее Николас стал первоклассным офицером.

В динамике, висевшем в углу кают-компании, что-то щелкнуло. По горькому опыту Николас знал, что когда включают корабельную радиотрансляционную сеть, хорошего не жди.

«Вниманию всех! Вниманию всех! — прозвучал металлический голос радиста. Карпентер даже не пошевельнулся. — В семнадцать тридцать с обращением к экипажу выступит командир корабля. Повторяю: командир корабля выступит с обращением к экипажу в семнадцать тридцать».

Николас толкнул Карпентера ногой.

— Проснись. Уже пора, если хочешь выпить чашку кофе перед заступлением на вахту.

Штурман открыл глаза, тяжело вздохнул и лениво потянулся.

— Кроме того, — продолжал Николас, — там, на палубе, просто прекрасно: море серчает, температура понижается, ветер усиливается. Как раз то, что ты любишь, Энди.

Карпентер снова потянулся, снял ноги с крышки камина и сел, низко наклонив голову. Длинные прямые волосы закрыли его лицо и руки.

— В чем дело? — хрипло спросил он, все еще не очнувшись от сна. Потом улыбнулся. — Знаешь, Джонни, где я сейчас был? У нас на Темзе. Там сейчас лето. Лето в самом разгаре. Тепло и тихо. Она была одета во все зеленое…

— У тебя, наверное, несварение желудка, — резко оборвал его Николас. — Все у тебя в розовых тонах… Сейчас половина пятого. Через час по радио выступит командир. В любой момент могут объявить тревогу. Давай-ка лучше поедим.

Карпентер встал, потянулся, подошел к иллюминатору, посмотрел через него на море и поежился от холода. Потом сказал:

— Интересно, что сегодня скажет старик.

— Не знаю. Посмотрим, каким тоном он будет говорить. Положение, как говорят, не из блестящих. — Николас попытался улыбнуться, но улыбка исчезла, едва успев появиться.

— Ведь матросы не знают, что мы снова идем в Мурманск, хотя догадаться, конечно, нетрудно.

— Да… — протянул Карпентер. — Не думаю, что старик будет пытаться как-то затушевать опасности, ожидающие нас в пути, или извиняться перед людьми, говорить, что это не его вина.

— Ты прав, — согласился Николас. — Наш командир так не поступит. Это не в его характере. Он никогда не снимает с себя вины. — Николас посмотрел на камин. Потом перевел взгляд на друга. — Командир — больной человек, Энди, очень больной.

— Что? — удивился Карпентер. — Болен? Ты шутишь?

— Нет, не шучу, — прервал его Николас и неожиданно перешел на шепот: в кают-компании появился капеллан Уинтроп. Он нравился Николасу, но был болтлив, и Николас не хотел, чтобы тот услышал разговор. — Старый Сократ говорит, что болезнь зашла далеко, а ему можно верить. Вчера вечером старик вызвал его к себе в каюту. Палуба была в пятнах крови. Старика душил кашель. Его буквально выворачивало наизнанку. Острый приступ астмы. Брукс давно подозревал, что старик болен, но тот не позволял ему осмотреть его. Брукс говорит, что еще один-два таких приступа и конец. Только это пусть останется между нами, хорошо?

— Конечно. Значит, Джонни, ты считаешь, что командир умирает?

— Да. Ну давай теперь выпьем кофе, Энди.

Через двадцать минут Николас был уже в лазарете. Темнело. Качка стала сильней. Брукс чем-то занимался в операционной.

— Добрый вечер, сэр. Сейчас будет боевая тревога. Разрешите мне остаться в лазарете сегодня вечером.

Брукс вопросительно посмотрел на Николаса.

— По боевому расписанию, — сказал он, — вы должны находиться на корме, в кубрике машинистов.

— Я вас очень прошу.

— В чем дело? Вам скучно или вы устали?

— Нет. Просто мне очень хотелось бы посмотреть, как будут реагировать Райли и компания на выступление командира. Это может оказаться очень поучительным.

— Новый Шерлок Холмс? Ну хорошо. Позвоните командиру аварийной партии на юте и скажите ему, что вы заняты. Придумайте что-нибудь.

Николас улыбнулся и снял трубку телефона.

Когда раздался сигнал боевой тревоги, Николас находился в приемном отделении лазарета. Свет не горел. Шторы, отгораживающие лазарет, были задернуты. Николас видел каждый уголок ярко освещенного стационара. Пятеро больных дремали, двое других — Петерсен и Бургесс — сидели на койках и тихо разговаривали, поглядывая на человека, лежавшего на койке между ними. Это был кочегар Райли.