— Беда одна не приходит, — проворчал Тэрнер, окончив разговор по телефону. — Двигатель сильно нагревается. По-видимому, перекос правого вала. Додс пошел в коридор гребного вала сам. Весь, говорит, согнулся, как банан.
Слабо улыбнувшись, Вэллери пошутил:
— Да, для Додсона там, пожалуй, тесновато…
— Может быть, — хмуро согласился Тэрнер. — Беда вся в том, что поврежден главный подшипник вала и перебита масляная магистраль.
— Это очень плохо, старпом.
— Додсон очень расстроен, сэр. Он говорит, что повреждение давнее, думает, что это произошло в ту ночь, когда мы потеряли наши глубинные бомбы, — Тэрнер покачал головой. — Одному богу известно, какую нагрузку пришлось вынести после этого гребному валу… Сегодняшнее представление, наверное, довело его до предела… Подшипник теперь придется смазывать вручную. Додсон просит дать на вал наименьшее число оборотов или остановить левую машину совсем. Будет нас информировать.
— И невозможно отремонтировать? — спросил Вэллери с огорчением.
— Нет, сэр, никакой возможности.
— Хорошо, старпом, тогда надо уменьшить скорость хода конвоя. И еще вот что…
— Да, сэр!
— Готовность на боевых постах всю ночь. Команде можно об этом и не говорить, но… думаю, что готовность совершенно необходима. У меня какое-то предчувствие, что…
— Что это?! — перебивая его, воскликнул Тэрнер. — Посмотрите! Что он там вытворяет? — Его палец указывал на последнее судно в колонне с правого борта: его зенитные орудия стреляли по какой-то невидимой цели. Следы трассирующих снарядов прокалывали сумеречное небо, как гигантские сверкающие копья. Уже на ходу, подбегая к микрофону корабельной трансляции, Тэрнер заметил, что орудия главного калибра «Викинга» изрыгнули дым и неровные языки пламени.
— Все орудия к бою! Правый борт, курсовой сто десять! Самолеты! Самостоятельный огонь! Свободный выбор цели! Самостоятельный огонь! Свободный выбор цели! — В промежутках между своими командами Тэрнер слышал, как Вэллери скомандовал «Право на борт», и понял, что он хочет ввести в действие носовые башни.
Все было поздно. Слушаясь руля, «Улисс» еще только начал катиться вправо, а вражеские самолеты уже выравнивали траекторию пикирования. Это несомненно были «кондоры». «Кондоры», которые снова обвели их вокруг пальца, которые отошли только для того, чтобы вернуться, чтобы выйти на курс медленного планирующего сближения на пониженной скорости, чтобы корабли не услышали относимого ветром приглушенного рокота двигателей. Расчет времени и дистанции был превосходным. Концевое судно правой колонны самолеты атаковали дважды, одновременно с двух противоположных направлений. В наступившей темноте летящие бомбы были не видны, но судя по взрывам, в судно попало семь бомб. Появление каждого самолета над судном вызывало бешеный огонь из зенитных автоматов. Все зенитные установки на судне были открытого типа, с небольшим фронтальным броневым щитком. Для тех немногих зенитчиков, которые остались живы во время бомбардировки, гневная пальба этих пушек почти наверное была последним звуком на земле.
В то время как бомбы начали грохаться на второе судно в колонне, первое уже превратилось в груду исковерканных обломков, охваченную со всех сторон жадными языками пламени. Днище наверняка было пробито, потому что судно сильно накренилось и разломилось теперь на две части. Еще не стих рев моторов последнего атаковавшего самолета, как обе половины судна, скрылись под водой.
Противник достиг полнейшей тактической внезапности. Одно судно потоплено. Второе потеряло ход и, описав неконтролируемую циркуляцию, замерло на месте, глубоко погрузив свой нос в воду. На нем почему-то не было ни дыма, ни пламени, ни какого-либо движения. Третье — сильно повреждено, но продолжало двигаться. Противник не потерял ни одного самолета.
Тэрнер приказал прекратить огонь, потому что некоторые зенитчики все еще палили в темноту — то ли оттого, что не могли сдержать своего боевого пыла, то ли оттого, что воображение все еще рисовало им проносящиеся над головой самолеты противника. А потом, когда умолк последний «эрликон» и наступила относительная тишина, Тэрнер снова услышал отдаленный гул мощных авиационных двигателей. Относимый ветром, он то усиливался, то ослабевал, как рокот прибоя у отдаленного побережья.
Скрытый облаками, неуязвимый «фокке-вульф» и не думал отходить, зловещий гул его моторов пропадал лишь на секунды. Было совершенно ясно, что самолет кружит над конвоем.
— Для чего это, как вы думаете, сэр?
— Не знаю, — медленно ответил Вэллери. — Просто не знаю, что и предположить. Уверен, что «кондоры» больше не появятся: слишком темно для прицельного бомбометания. Вполне возможно, что просто следят за нами.
— Следят? Но через полчаса будет темно как в могиле, — возразил Тэрнер. — По-моему, это просто психологический прием.