И потом становится очевидно, о чем идет речь, а именно – о том, чтобы достичь основополагающего чувства, что ты
10 апреля 2014-го, после стоянки на рейде острова Маврикий, Хербст записывает сцену, которая потом сыграет важную роль в романе (см. с. 78–80;
И думал, я проведу вечер иначе, чем привык здесь, и вместо этого сейчас же напишу, для вас запишу, чтó во мне происходит. Однако на пути вниз мне встретилось вот это и задержало меня: [
И это еще более усилило мою меланхолию, поскольку люди, совсем немногие, которые еще сидели в «Капитанском клубе», просто не умели слушать, не сумели даже тогда, когда я, стоя за спиной у пианистки, тихо сказал ей: «Please, be so kind to playing a piece of Bach»[80]
. Она удивленно обернулась, переспросила робко, «Иоганна Себастьяна?», на своем украинском диалекте. Мы с ней не можем, как выяснилось позднее, по-настоящему разговаривать: ее английский еще беднее моего. Мы, правда, могли бы высказать какое-то непосредственное желание, выразить чувство голода или жажды и пожелать друг другу доброго утра, однако глубины всегда остаются полностью закрытыми. Но ее ответом была музыка. Так это и продолжалось почти до 23 часов, а потом мне не захотелось ничего писать. Так далеко уже от нас Маврикий.13 апреля 2014, возле острова Реюньон, Хербст, можно сказать, наконец встречает господина Ланмайстера, но сам пока не догадывается об этом (