Корабль Иштар

— Во-первых, вам нужно знать мое положение здесь. Я слуга Сатаны. Я связан с ним определенной клятвой. Я дал эту клятву в полном рассудке, полностью осознавая, что она влечет за собой. Я пришел по своей воле, а не как вы, Киркхем. Я понимаю, что вас принудили дать ему слово, и поэтому вы можете действовать иначе, чем я. Я же не нарушу по доброй воле ни своего слова, ни клятвы. Кроме того, я понимаю, что, если я это сделаю, долго я не проживу. А у меня есть дурацкая тяга к жизни. Я могу обмануть Сатану и лишить его удовольствия помучить меня. Но я не верю ни в какой загробный мир. Зато жизнь временами кажется мне очень привлекательной. Более того, я привык к определенному уровню жизни. Многие мои привычки и пристрастия могут быть удовлетворены только благодаря связи с Сатаной. Если я уйду от него, я не смогу их удовлетворять. И еще... Я был вне закона, когда попал к нему. Я и теперь вне закона, но без его протекции меня бы живо затравили. Это во-первых, а во-вторых — меня сдерживает моя клятва. Таким образом, любая помощь, которую я могу вам обещать, будет носить преимущественно скрытый характер. Я буду предупреждать вас о ловушках, которых следует избегать И буду закрывать глаза и уши на то, что я могу увидеть или услышать. Как, например, на нашу сегодняшнюю встречу.

— Это все, о чем мы можем просить вас, сэр, — сказал я. — Это даже гораздо больше того, что я смел ожидать.

— Скажу вам прямо, Киркхем, — продолжал он, — я думаю, что вам вряд ли удастся выиграть у Сатаны. Я думаю, что в конце пути, который вы предпочли, — смерть. Я говорю вам так, потому что вы — человек мужественный и должны знать, что я думаю об этом. Я говорю это при вас, Ева, потому что в вас тоже есть мужество, и вы должны решить, дитя мое, нужно ли вам позволять вашему возлюбленному идти почти на верную смерть, или вам нужно сделать нечто другое.

Я взглянул на Еву: губы ее дрожали, в глазах была невыразимая мука.

— Что это за «нечто другое», доктор Конзардине? — прошептала она,

— Стать мадам Сатана, я полагаю, — ответил я за него. — Пока я жив, этого не будет.

— Это само собой разумеется, — спокойно согласился Конзардине, — но я не это имел в виду... — Он заколебался, быстро взглянул на Гарри и перескочил на другую мысль, или скорее вернулся к началу разговора.

— Понимаете, — сказал он, — я хочу, чтобы вы выиграли, Киркхем. И всеми способами, которые позволят мне не нарушить моей клятвы и не будут угрожать моему пристрастию к жизни, я буду помогать вам. Наконец, я буду просто умывать руки. Но имейте в виду — я слуга Сатаны. Если он прикажет мне схватить вас, я вас схвачу. Если он прикажет мне убить вас, я вас убью.

— Если умрет Джим, умру и я. Если вы убьете его, вы убьете меня, — спокойно сказала Ева.

Именно так она и собиралась поступить. Конзардине понял это и мучительно поморщился.

— И тем не менее, детка, я это сделаю, — ответил он ей.

И я понял, что он поступит именно так. Поняла это и Ева.

— Вы начали... Вы не договорили о другом пути, — запинаясь, пробормотала Ева.

— Я не хочу, чтобы вы выкладывали мне свои планы, Киркхем, — перебил он ее. — Только один вопрое. Вы собираетесь попытаться убить Сатану? По крайней мере, допускаете ли вы такую возможность?

Я заколебался. На этот вопрос отвечать было опасно. В конце концов, Конзардине предупредил меня, насколько ему можно доверять. А что, по его мнению, выходит за рамки его клятвы?

— Я понял, что допускаете, — прервал он мое молчание. — Так вот, вам даже не следует пытаться этого делать. Это единственное, что совершенно невозможно. Может быть, вы думаете убить его, когда останетесь с ним один на один? Киркхем, Сатана никогда не остается один. Рядом всегда прячется охрана, в стенах, в потайных местах. Они подстрелят вас еще до того, как вы успеете нажать на курок. И, кроме того, Сатана невероятно быстро соображает. Он схватит вашу мысль еще до того, как она сможет успеть превратиться в действие. Если вы попытаетесь сделать это в присутствии публики, вас свалят с ног до того, как вы успеете выстрелить второй раз, если даже допустить, что вы выстрелите хоть единожды. Н потом Сатана нечеловечески живуч. Я не верю, что одна или две пули могут его убить. Это все равно, что стрелять из пистолета в слона. В действительности, однако, вы никогда не сможете даже выстрелить в него.

Мне стало ясно, что Конзардине очень многого не знал. Будь та дыра в стене молельни рабов шириной в полдюйма, а не в четверть, да будь у меня приличная винтовка — я - гроша ломаного не поставил бы на то, что Сатана выживет. Если, конечно, предположить, что он все-таки человек.