Корабль Иштар

— Смерть! — радость заиграла на морщинистом лице короля. — Знаешь ли ты, что смерть — величайшее из всех благ? Она — единственное, в чем боги не могут нас обмануть. Только она одна сильнее их непостоянства. Только она одна полностью принадлежит человеку. Она выше богов, сильнее богов, она не считается с ними — ибо даже боги должны умереть, когда пробьет их час! Ах! — вздохнул он, и на какой-то краткий миг исчезла вся веселость. — Ах! Когда я жил в Чалде, там был один поэт, знавший, что такое смерть и как рассказать о ней. Его звали Малдронах. Здесь никто не слышал о нем...

Потом он продолжил тихо:

Лучше мертвым быть, чем живым,
Но лучше всего вообще не быть!

Кентон слушал, и постепенно его гнев сменялся интересом к этой странной личности. Он знал Малд-ронаха из древнего Ура; как раз на это стихотворение он наткнулся, когда исследовал надписи на глиняных табличках, которые Гайльпрехт нашел в песках Найневе, это было в той, другой жизни, теперь почти забытой. И невольно Кентон начал читать последнюю мрачную строфу:

Жизнь — это просто игра,
Нам не дано угадать, да и не хочется знать,
Что же нас ждет в конце...

— Что?! — воскликнул король. — Ты знаешь Малдронаха! Ты...

Опять превратившись в короля Кола, он затрясся от смеха.

— Продолжай! — приказал он. Кентон почувствовал, что Кланет весь дрожит от ярости, и тоже рассмеялся, встретившись взглядом с блестящими глазами короля. Пока Повелитель Двух Смертей коротал время, осушая по очереди кубок и кувшин, он дочитал стихотворение Малдронаха, в необычный танцевальный ритм которого странно вплетался медленный размер:

Проходить над глубокою бездной,
И с опасностью в прятки играть,
И от этой игры бесполезной
Путеводную нить потерять.
Отворились какие-то двери,
Вот пространство — и можно шагнуть,
Все, что видел, и все, во что верил, —
Что оно, — если кончен твой путь?
А быть может, не жил ты на свете
Никогда. Так о чем сожалеть?
Так лети же вперед, словно ветер,
Если не о чем сожалеть.
Ах, лучше мертвым быть, чем. живым,
Но лучше всего вообще не быть!

Король долго сидел задумавшись. Наконец он взял кувшин и сделал знак одной из девушек.

— Он будет пить со мной, — сказал король, указывая на Кентона.

Лучники расступились, давая дорогу девушке. Она остановилась перед Кентоном и поднесла кувшин к его губам. Кентон выпил и в знак благодарности поклонился королю.

— Кланет, — сказал король, — если человек знает Малдронаха из Ура, он не может быть рабом.

— Но повелитель, — продолжал настаивать черный жрец, — этот человек — мой раб.

Король вновь замолчал и только поочередно протягивал руку то к кубку, то к кувшину, переводя взгляд с Кентона на Кланета.

— Подойди сюда,' — наконец произнес он и сделал Кентону знак пальцем, указав ему на место рядом с китайцем.

— Повелитель! — сказал Кланет обеспокоенно, но все столь же упрямо. — Мой раб останется рядом со мной.

— Вот как? — рассмеялся король. — Язва на брюхе комара! Рядом с тобой?

Опять натянулись тетивы.

— Повелитель, — Кланет тяжело вздохнул и склонил голову. — Он идет к тебе.

Проходя мимо черного жреца, Кентон услышал, как у того скрежетали зубы и как тяжело он дышал, будто только что пробежал большое расстояние. Усмехнувшись, Кентон прошел между расступившимися лучниками и предетал перед королем.

— Человек, знающий Малдронаха, — сказал король. — Ты недоумеваешь, как это я один обладаю большей властью, чем все эти жрецы и их боги? Знаешь, это потому, что я — единственный во всей Эмактиле, для кого не существует ни богов, ни суеверий. Я — единственный, кто знает, что только три вещи реальны в этом мире. Вино — в определенных количествах оно делает человека более зорким, чем боги. Власть — если она сочетается с хитростью, то человек станет выше богов. И смерть — ни один бог не может отменить ее, а я распоряжаюсь ею по своей воле.

— Вино! Власть! Смерть! — провозгласил китаец.

— У этих жрецов множество богов, и они не могут поделить власть. Ха-ха! — рассмеялся король. — У меня же вообще нет богов, поэтому я справедлив со всеми. Справедливый судья должен быть лишен предрассудков, лишен веры.

— У нашего повелителя нет предрассудков! — провозгласил китаец.

— У него нет веры! — громко произнесли лучники.