— Железо! И как я сразу это не понял! — Он повернулся к мрачному Холдену. — Послушайте! Мы знаем, что звуковые волны не могут распространяться в безвоздушном пространстве! Так же мы знаем, что это безумная мелодия проникла через железную обшивку «Астры». А в нашей камере она громче всего возле двери. Понимаете? Это означает магнетизм! Магнитные волны заставляют вибрировать железо и сталь, пока они не начинают звучать, как в телефонной трубке. Железо, добытое в шахте и переплавленное, и железо, все еще лежащее в земле — вибрирует одинаково! Ржаво-красный цвет почвы доказывает, что на планете большие залежи железа... каждая частица которого вибрирует и издает звук. Неудивительно, что мы слышали его на борту «Астры», и неудивительно, что доносится он со всех направлений. Причина же электромагнитного переменного тока проста. Сатурн — единственная планета с кольцом! Предположим, что неисчислимые тысячи обломков, составляющих кольцо, железные. Вращаясь, они пересекают силовые линии, идущие от полюса к полюсу, и получается переменный ток, который заставляет каждую унцию железа в почве вибрировать, испуская звук. Вибрирует даже железное ядро планеты, наполняя воздух гулом! Улавливаете смысл? Эту мелодию вызывают кольца Сатурна! Миллионы маленьких железных спутников действуют, точно дырочки в ленте музыкальной шкатулки, создавая этот дьявольский ритм!
— И что с того? — огрызнулся Холден. — Я полагаю, нам остается лишь помешать кольцам вращаться? Совсем пустяки...
— Сейчас не время язвить, — нетерпеливо воскликнул Ченс. — Я ясно понял суть происходящего. Неудивительно, что сатурниане подчинили всю жизнь этому ритму. Они слышат этот безумный ритм с момента рождения. Несомненно, он врезался в их мозги настолько, что они уже не могут обходиться без него. И никакие посторонние звуки не должны искажать этот ритм!
— Безумная теория! — глумливо усмехнулся Холден. — Почему...
— Почему, я не знаю, но начинаю понимать. Смотрите сюда, Холден! Предположим, вы работаете на фабрике, где ревут машины и грохочут станки. Первый день шум кажется вам оглушительным. Но через некоторое время вы перестаете его замечать. Практически, если бы все станки внезапно остановились, то тишина поразила бы вас, как человека, приученного к тишине, за спиной которого раздался внезапный шум. Это называется адаптацией живых организмов. Здешний мир походит на полк солдат, шагающих в ногу под музыку оркестра. Если оркестр вдруг сфальшивит, то полк собьется с ноги и перейдет на беспорядочное движение. Это мы и делаем ревом ракетных двигателей, звуками речи, даже движениями не в ритм — сбиваем весь полк с ноги.
— Ну, ладно, — вызывающе бросил Холден. — А что вы скажете о Дженис Кент? Она-то не родилась в этом мире! Почему же она подчинилась ритму?
— Таково воздействие этой музыки, — нахмурился Ченс. — Постепенно вы бессознательно начинаете подчиняться здешнему ритму.
— Веселенькая перспективка, — буркнул Холден. — Выходит, мы станем такими же, как сатурниане? Ведомые ритмом! Идущие в ногу с ним, не смеющие заговорить из страха, что наши голоса создадут диссонанс. Не улетающие, потому что грохот ракет собьет нас с ритма. — Он погладил челюсть, все больше хмурясь. — Вы...
Непреодолимая волна телепатических приказов заставила их замолчать. За дверью камеры, забранной решеткой, стоял высокий сатурнианин с серебристым мехом, а возле него — Дженис Кент.
Беспомощные, зажатые в тиски ментальной силой сатурнианца, оба мужчины уставились на Дженис. Сатурнианин взял с пояса какую-то трубочку, направил ее на замок двери. Из трубочки в светочувствительную селеновую пластинку ударил багряный луч. Дверь распахнулась. Дженис Кент вошла в камеру и схватила Ченса за запястье.
— Я пришла посмотреть, удобно ли вас устроили, — отбарабанила она пальцами. — Первые несколько дней самые трудные. После этого вы научитесь попадать в ритм. Я останусь пока в этом городе. Мне выделили квартиру на нижнем этаже этого здания... пока вы и ваши люди не перестанут вносить диссонанс. Тогда мы научим вас телепатическому общению и истине ритма жизни. Подчинитесь ритму — и ваша неволя вскоре кончится. Боритесь с ним — и останетесь в тюрьме на более долгий срок. Вскоре я снова приду к вам.
Она отпустила запястье Ченса и вышла из камеры, дергаясь в сложном ритме, как маленькая марионетка. Сатурнианин, все еще держа их неподвижными, поставил на пол большую чашу с фруктами. И только заперев снова дверь камеры, он отпустил их.
— И что же, — пробормотал Холден. — Девушка была первой красавицей Солнечной системы, а кем стала теперь? Роботом, управляемым музыкой! А мы еще рассуждаем о тоталитарных государствах! Да здешнее общество даст им сто очков вперед! Все работают, ходят, живут в одном ритме! Будь проклята эта музыка! — Он отвернулся с мертвенно бледным лицом. — Она добирается уже и до меня! Я чувствую, что каждое движение делаю, подчиняясь ее ритму. Даже говорю, даже дышу! Мы превратимся в таких же роботов, как Дженис! Нужно что-то сделать! Что-то сделать!