Корабль мечты

Наконец Шимон увидел его лицо, широкое, плоское, курносое, с мясистыми красными губами. Во рту у ростовщика поблескивали мелкие острые зубы, толстые щеки испещряла сеточка лопнувших сосудов.

Барух спрятался за углом дома, ожидая, пока Карнакина выйдет. Он опустил ладонь себе на грудь, прислушиваясь. Сердце билось мерно, не быстрее обычного.

Карнакина тяжелой походкой вышел из дома, широко расставляя ноги. На пороге появилась Эстер. Понурившись, женщина заперла дверь.

Тогда Шимон выбрался из своего укрытия и побрел за Карнакиной, сам не зная, зачем это делает. Вернее, он не искал причин для своих действий. Барух дошел за ростовщиком до четырехэтажного здания. Дверь открыл старый слуга, и Карнакина грубо оттолкнул его, заходя внутрь. Шимон хотел выяснить, куда толстяк пошел, поэтому он обогнул дом и заглянул в окно. Карнакина открыл дверь в восточной стене дома, выходящей почти на пляж, и прошел в сад. Там мужчина с неожиданным для такого толстяка проворством принялся обрезать розовый куст, снимать тлю с бутонов и окучивать землю. На его уродливом широком лице даже вспыхнула какая-то детская улыбка.

Шимон повернулся и пошел к Эстер. По дороге он думал о том, сколько же она задолжала Карнакине. Но, в сущности, задаваться этим вопросом не стоило. За последнее время Шимон почти потратил все свои деньги. А главное, он не знал, где достать еще.

Когда он постучал, Эстер открыла ему с улыбкой на губах, но Шимон видел, что ее глаза покраснели от слез. Он провел с ней вечер, а затем, прежде чем уйти, взял на кухне большой нож, которым Эстер обычно отрезала угрям головы, и даже не задумался о том, зачем это делает. Нежно поцеловав Эстер в губы, он пошел в сторону таверны, но как только женщина закрыла за ним дверь, он повернулся и направился к дому Карнакины.

Остановившись перед зданием, Шимон заметил слабый свет в окне на втором этаже. Наверняка Карнакина сидел там, пересчитывая свои деньги. Барух задумался о том, почему ростовщики-христиане, собственно, не пользуются столь же дурной славой, как ростовщики-евреи.

С этими мыслями он перелез через забор и очутился в саду. Скорчившись в углу, он внимательно прислушался, не заметили ли его. Но вокруг никого не было. В саду царила душная тишина. Шимон подошел к розовому кусту, за которым так трогательно ухаживал Карнакина, и с холодной жестокостью срубил растение под корень. Не обращая внимания на шипы, он схватил несколько роз, ударил ими о землю и с букетом поникших цветов направился к дому. Дверь в сад была не очень прочной, и Шимон без особых усилий сломал замок.

В доме было темно. Слуга, должно быть, уже пошел спать.

Шимон увидел ведущую наверх лестницу и крадучись пошел на второй этаж. Остановившись на верхней ступеньке пролета, мужчина прислушался. Глаза постепенно привыкли к темноте, и Шимон заметил, что из-под двери справа пробивается свет. Он уже пошел туда, когда внизу раздалось шарканье, и Шимон увидел старика-слугу со свечой в руке. Огонек слабо подрагивал. Слуга заметил, что дверь в сад открыта, подошел поближе и поднес свечу к замку. Шимон поудобнее перехватил нож. Слуга посмотрел на лестницу. Потом на дверь. Потом на лестницу. Вздохнув, он закрыл дверь и кряхтя принялся подниматься на второй этаж.

Шимон вжался в темный угол, затаив дыхание. Слуга прошел мимо ниши, в которой Шимон стоял с занесенным ножом, тихонько постучал в дверь и заглянул в комнату.

– Чего тебе? – прорычал Карнакина.

– С вами все в порядке, господин? – спросил слуга.

– Все отлично, болван несчастный. Пшел вон, – прохрипел ростовщик.

Слуга, смиренно поклонившись, вышел из комнаты и уже собирался закрыть дверь, когда заметил на полу розовый бутон. Подняв нераспустившийся цветок, старик нерешительно покрутил его в руках и снова заглянул в комнату.

– И дверь закрой! – прикрикнул на него Карнакина.

Слуга, похоже, привык к тому, что с ним обращаются как с собакой. Закрыв дверь, он побрел к лестнице и в отблесках свечи увидел на полу лист. И еще один. Затем лучик света упал на башмаки. Слуга дернул руку вверх, поднимая свечу, как раз в тот миг, когда Шимон нанес удар. Лезвие не вошло в горло – почему-то в последний момент рука Баруха повернулась, и рукоять ножа ударила старика в висок. Шимон даже себе не смог бы объяснить, почему решил не убивать слугу. Потеряв сознание, старик повалился на пол.

Шимон метнулся вперед и распахнул дверь в комнату, в которой сидел Карнакина. Проскользнув внутрь, он прикрыл дверь за собой. Ростовщик сидел за своим столом спиной к нему. Раздраженно опустив руку на обтянутую кожей столешницу, Карнакина прокаркал:

– Ну чего тебе еще, придурок?

Шимон прошел дальше и остановился прямо за спиной у Карнакины, глядя на его багровый морщинистый затылок.

В ярости ростовщик повернулся.

Шимон протянул ему букет вялых роз.

Карнакина изумленно уставился на него.

– Мой…

И тут он понял, что мужчина перед ним сжимает в руке нож. Он открыл рот, собираясь позвать на помощь.

И Шимон молниеносным движением взрезал ему горло.