Ей на глаза тоже навернулись слезы, грудь разрывала та же боль.
– Что же мне, по-твоему, делать? Встать на сторону тех, кто каждую ночь запирает людей моего народа? Ты сам говорил об этом. Или, может быть, мне пойти за этим лжесвятым, вопящим на улицах Венеции, мол, мой народ служит Сатане, ворует невинных младенцев и режет им горло, чтобы проливать их кровь для свершения ведовских ритуалов? У меня нет ничего, кроме нашего проклятья еврейством. Если я откажусь от своей крови… то кто же я тогда?
Меркурио вздохнул.
– Мое же проклятье состоит в том, что ты моя… и не моя… я твой… и не твой.
Джудитта спрятала лицо у него на груди и отчаянно обняла, словно хотела этими объятьями отогнать мрачные мысли и боль.
Меркурио мягко, но решительно отстранился и посмотрел на нее.
– Обними меня… – прошептала Джудитта.
– Да, но сколько продлятся эти объятья? – Голос Меркурио срывался. – До завтра? Я могу шептать тебе слова любви, но мне никогда не произнести их в полный голос.
– Ты думаешь, меня это не тревожит? Для меня это столь же невыносимо, как и для тебя. – Джудитта прижалась к нему еще крепче.
– Я понимаю, – прошептал юноша. – Понимаю, родная.
Она заглянула ему в глаза.
– И что теперь?
– Я готов обратиться в иудаизм, – сказал Меркурио. – Твой отец примет меня тогда?
– Христиане ни за что этого не допустят. – У Джудитты болезненно защемило в груди.
– Мне наплевать на христиан. Твой отец меня примет? – стоял на своем Меркурио. – Ты станешь моей?
– Они сожгут тебя на костре.
– Но ты станешь моей? Ответь мне!
– Я и так твоя.
– Нет, это неправда!
Джудитта опустила голову.
– Я мошенник, Джудитта. Я найду способ стать евреем, чтобы христиане не сожгли меня на костре. Но ты станешь тогда моею?
Всеми фибрами своей души Джудитта чувствовала, что Меркурио готов пожертвовать жизнью ради нее.
– Теперь у меня есть корабль, – продолжил он. – Настоящий корабль. И приличная работа. На заработанные деньги я смогу привести корабль в порядок. А затем я заберу тебя отсюда.
– Куда?
– Туда, где мы будем свободны, Джудитта. Туда, где нет христиан и иудеев, а есть только люди, – с какой-то злостью даже сказал Меркурио.
– Как ты можешь говорить о свободе и не понимать, что я хочу быть свободной как еврейка? – В голосе Джудитты слышалась усталость.
– Но это… – Меркурио осекся и приподнялся, опершись на локоть.
– Что? – с вызовом посмотрела на него Джудитта. – Невозможно?
Юноша отвел глаза. Он опять улегся и повернулся к ней спиной.
Джудитта прижалась к нему, обняв сзади. Отчаяние лишило ее надежды. Девушка понимала, что у их любви нет будущего, ибо они пришли их разных миров, которым не разрешено было соприкасаться. Нет, им не справиться.
– Тебе меня не понять, – сказала она. – Ты родился свободным. А я нет. Я из народа, где каждый должен носить желтый головной убор…
Какое-то время они лежали молча.
– Мне пора, – наконец сказала Джудитта.
Меркурио взял ее за руку.
– Когда ты смотришь на свои пальцы, ты можешь сказать: «Они в точности как у моего отца. У меня его руки. Он мой отец». Или Исаак может рассказать тебе, что у тебя такие же руки, как у твоей матери, и тогда ты скажешь: «Я похожа на мою маму. Она моя мама». – Меркурио говорил тихо, но пылко. Он погладил тонкие пальчики Джудитты и повернулся. В его глазах читалась боль, но не ярость. Юноша нежно провел указательным пальцем по ее лицу. – Тебе скажут, что у тебя губы бабушки и глаза дедушки. Ты часть чего-то и знаешь об этом наверняка, потому что у тебя их руки, их глаза, губы, волосы… Даже твой акцент у тебя от них. – Меркурио помолчал. – А я не знаю, достались ли мне руки матери или отца. Может быть, поэтому я не понимаю, почему так важно быть евреем или христианином… Потому что я ни к кому не принадлежу. Прости меня, Джудитта.
И тогда девушка разрыдалась. Она плакала так горько, что ей пришлось уткнуться лицом в сено, чтобы в доме не услышали ее всхлипов. И когда ее слезы наконец иссякли, Меркурио крепко обнял ее, чувствуя, как Джудитта вцепилась ему в спину, и нежно поцеловал. И взял ее, с отчаянием и страстью.
Глава 64
Когда Джудитта вернулась в квартиру, Исаак уже встал.
– Где ты была? – рассеянно поинтересовался он.
– На крыше…
– Зачем?
Джудитта выглянула в окно и увидела, как Меркурио, переодетый в девушку, направляется к воротам. Она еще чувствовала тепло его тела, ощущала желание, которое казалось ей неутолимым.
– Я хотела посмотреть, рассветает ли там раньше, чем тут.
– Зачем?
Джудитта увидела, как Меркурио остановился на набережной Ормезини и, прежде чем скрыться в толпе, повернулся к ее дому и помахал рукой, хотя оттуда и не мог заметить возлюбленную в окне. Но что-то подсказало ему, что Джудитта смотрит ему вслед. По крайней мере, так девушке подумалось. Потому что она поступила бы так же.
– Когда наступает рассвет, это означает, что мы свободны. Еще на один день. До вечера, конечно, но хотя бы днем мы свободны.
Исаак понурился, поджав губы, и со злостью стукнул кулаком о белую стену комнаты.
– Это настолько угнетает тебя?
Джудитта отошла от окна. Меркурио больше не было видно.
– А тебя нет?