Корабль отплывает в полночь

Вокруг мысков собралась толпа, но люди были такими маленькими – крошечные овальные лица, уложенные горизонтально на овальные туловища, которые были немногим больше: похоже на фасолинки поверх бобов покрупнее. Среди этих овалов виднелись маленькие красные и белые прямоугольники – пожарные и полицейские машины. А между мысками – пустое серое пространство.

В воображении или в действительности, но я снова оказался в своем теле, оставленном в гостиничном номере. В теле, которое пролезло через окно с намерением прыгнуть.

Краем глаза я видел, что рядом со мной стоит некто в черном – то ли в воображении, то ли в действительности. Я попытался повернуть голову, чтобы рассмотреть его, но тут невидимый вагончик русских горок подхватил меня и понес вперед, на этот раз вниз.

Лица внизу стали увеличиваться. Медленно.

На меня обрушилась волна их оглушительного крика. Я попытался оседлать эту волну, но она не держала меня. Я нырнул лицом вперед.

Лица внизу продолжали увеличиваться. Быстрее, еще быстрее, и вот…

Одно из них было сплошь покрыто спутанными волосами, кроме лба, на котором виднелась буква «З».

Падая, я пронесся мимо этого страшного лица, замер на мгновение в трех футах от серой мостовой, четко увидел забитые пылью трещины и растоптанный комок жевательной резинки и почти без остановки устремился наверх, как ныряльщик, коснувшийся дна, или прыгун, оттолкнувшийся от резиновой спасательной подушки в несколько ярдов толщиной.

Я взмыл по широкой кривой, постоянно теряя скорость, и аккуратно приземлился на тот самый карниз, с которого только что упал.

Рядом со мной стояла женщина в черном. Порывом ветра сдуло челку с ее лба, и я увидел на нем восьмиконечную печать.

Почувствовав желание, я взял ее лицо в ладони и потянул к своему.

Она улыбнулась, но наклонила голову так, что встретились наши лбы, а не губы.

Космический холод пронзил мой мозг. Я на мгновение закрыл глаза.

Когда я поднял веки, мы снова были в застрявшем лифте и она, улыбаясь, высвобождалась из моих рук, а я ощутил восхитительную силу, свежесть и энергию, словно все на свете пути были для меня открыты, словно все пространство и время отныне принадлежали мне одному.

Я закрыл глаза – там была только тьма, безмолвная, как могила, и близкая, как прикосновение. Ни вагончика русских горок, ни схемы считывания, извлекающего из темноты движения и лица, ни горячечных галлюцинаций. Я рассмеялся и открыл глаза.

Моя спутница нажала кнопку лифта, и мы плавно двинулись вниз. Улыбка женщины была одновременно и ироничной, и заговорщицкой, как будто теперь мы стали коллегами.

Лифт остановился, дверь отворилась, и мы рука об руку вышли в заполненный людьми вестибюль. Напарница на секунду остановилась, сняла с двери табличку «Лифт не работает» и сунула за керамическую вазу.

Мы направились к выходу. Теперь я понял, что такое зомби. Это люди вокруг нас: гостиничный персонал, постояльцы, полицейские, пожарные. Они все неотрывно глядели в сторону входа, где вращающиеся двери были зафиксированы в открытом положении. Люди словно застыли в ожидании (которое, если понадобится, продлится целую вечность) какого-то происшествия. Они нас не видели, только двое или трое, которых мы задели на ходу, вздрогнули, словно им приснился кошмар.

У выхода напарница быстро проговорила:

– Когда выйдем наружу, делай что хочешь, но как только трону за плечо, следуй за мной. Позади тебя будет Дверь.

Она снова достала серый предмет из сумки, и возле меня возникло серебряное кружение. Я не смотрел в ту сторону.

Я вышел на пустой тротуар и окунулся в крик, исторгаемый множеством глоток. Горячий солнечный свет ударил в лицо. Мы были единственными на пространстве в десяток ярдов, оцепленном полицейскими, за которыми ревела толпа. Все смотрели вверх, за исключением мужчины в грязной рубашке – с опущенной головой он шел сквозь толпу в сопровождении двоих полицейских.

Вам знаком этот звук, когда мясник шлепает кусок говядины на разделочную доску? Его-то я и услышал сейчас, только был он гораздо громче. Я моргнул – передо мной в центре пустого пространства лежал на спине человек, и на серый тротуар брызгала струйка крови.

Я бросился вперед и упал на колени рядом с телом, смутно ощущая, что с другой стороны то же самое проделал мужчина, которого вели полицейские. Я посмотрел в лицо человеку, прыгнувшему навстречу смерти.

Лицо не пострадало, хотя и находилось ближе к земле, чем если бы затылок не был размозжен. Оно по самые глаза было покрыто недельной щетиной, и только высокий лоб был свободен от волос. Измученное лицо пьяницы, наконец-то обретшего покой. Мне было знакомо это лицо… в сущности, я знал его всегда. То самое лицо, которое напарница не позволяла мне видеть, – лицо человека, обреченного мною на смерть. Мое собственное.

Я все же позволил себе дотронуться до щетины, покрывавшей мое лицо. «Ну что ж, – подумал я, – ты доставил толпе волнующие полчаса».

Подняв глаза, я увидел человека в грязной рубашке по другую сторону трупа. У него было то же заросшее щетиной лицо, что и у покойника. То же, что и у меня.