Читаем Корабль отплывает в полночь полностью

Я хотел убежать, хотел броситься на нее, но не посмел. Возможно, сделай я это – и что-то оборвалось бы в моем мозгу. Она придвинула спираль, и та замелькала у самых моих бровей. Я закрыл глаза.

Что-то холодное, как эфир, обожгло лоб, и я сразу почувствовал, что лечу вперед, поднимаясь и опускаясь, как на некрутых русских горках. В ушах стоял низкий пульсирующий рев.

Я открыл глаза. Иллюзия исчезла. Я неподвижно стоял в лифте и не слышал ничего, кроме шума возни, сменившего вой сирен. Моя спутница ободряюще улыбалась.

Я снова закрыл глаза и снова помчался сквозь темноту в вагончике по горкам, от которых не захватывало дух, и шум снаружи превратился чуть ли не в музыкальный рев; он то усиливался, то ослабевал. Впереди возникли туманные огни. Я скользил над улицей, мощенной булыжником, где кавалеры в плащах и широкополых шляпах, со шпагами на поясе, провожали меня понимающим взглядом, а женщины в вызывающе безвкусных платьях, метущие подолом уличную грязь, смотрели и зазывно, и презрительно.

Их поглотила мгла. Чугунные ворота с лязгом захлопнулись за мной. Появились более четкие, голубоватые пятна света. Я пролетал над полем, уставленным высокими серебристыми кораблями. Рослые, стройные мужчины и женщины в голубых и серебристых одеяниях отрывались от работы или игры и наблюдали за мной – спокойно, но не без грусти. Наконец они остались позади, и лязгнули другие ворота. На короткий миг пульсирующий шум в ушах облекся в слова: «Вот дорога странствий. Она широка…»

Я снова открыл глаза – тот же лифт, те же приглушенные звуки суеты; передо мной моя улыбающаяся спутница. Это было так странно – видение можно включать и выключать простым движением век. Тут мне пришло в голову, что альфа-ритм мозга, который, возможно, является ритмом считывания в бездействии, исчезает, если открыть глаза, и еще я подумал: может, горки и есть альфа-ритм?

Закрыв глаза в следующий раз, я еще глубже погрузился в видения. Передо мной промелькнуло множество сцен: улица сверкающих мечей; центральный проход темного, как пещера, фабричного цеха с ветхими станками неизвестного назначения; китайский павильон; ночной клуб в Гарлеме; площадь, окаймленная ярко размалеванными статуями и заполненная шумными мужчинами в белых тогах; ухабистая дорога, а по ней толпа грязных оборванцев в ужасе бежит от храма с портиком, которые угадываются в широких лучах, поднимающихся в тумане из-за низкого холма.

И непрекращающаяся пульсирующая полумузыка. Временами я слышал песню «Дорога странствий», повторяемую с двумя разными концовками – то «Она ведет к обратной стороне Вселенной», то «Она ведет к безумию или самоубийству».

Казалось, я сам мог бы выбирать концовку – стоило только захотеть.

И тут меня осенило: я способен отправиться куда угодно и увидеть что угодно, просто пожелав этого. Я менял направление и высоту во всех измерениях свободы, странствовал по темному таинственному пути, что ведет во все закутки подсознания, в любые точки пространства и времени, – пути искателя приключений, для которого не существует границ.

Я нехотя открыл глаза, чтобы увидеть застывший лифт.

– Это и есть испытание? – спросил я.

Женщина кивнула, задумчиво глядя на меня и больше не улыбаясь. Я поспешил нырнуть обратно во мглу.

Купаясь в восторге новообретенного знания о собственных возможностях, я мчался сквозь вселенную ощущений, метался, подобно птице или пчеле, от одной сцены к другой: битва, банкет, строительство пирамиды, корабль с порванными парусами, твари всевозможных видов, камера пыток, камера смертника, танец, оргия, лепрозорий, запуск спутника, остановка на погасшей звезде между галактиками, только что созданный андроид, встающий из серебристого чана, сожжение ведьмы, роды в пещере, распятие…

Внезапно меня обуял страх. Я залетел в невероятную даль, столько всего увидел, такое множество ворот захлопнулось за мной, и ничто не предвещало окончания моего свободного парения или хотя бы замедления его. Я мог контролировать направление полета, но прекратить его был не в состоянии – я должен был лететь дальше. И дальше. И дальше.

Мой мозг был измучен. Когда мозг измучен, хочется закрыть глаза и заснуть. Но что, если, закрыв глаза, ты снова возобновляешь полет, пускаешься в странствие?..

Я открыл глаза.

– А как же мне спать? – спросил я и заметил, что охрип.

Она не ответила. И нельзя было ничего понять по выражению ее лица. Мне вдруг стало очень страшно. Вдобавок я был сильно изнурен душой и телом. Я закрыл глаза…


Я стоял на узком карнизе, который похрустывал, когда я чуть переступал, чтобы размять ноги. Руки и затылок были прижаты к шершавой стене. Пот жег глаза и стекал за воротник. Я пытался разобрать голоса в доносившемся гомоне. Голоса раздавались далеко внизу…

Я посмотрел вниз, на туфли, мыски которых выступали за край карниза. Коричневая кожа посерела от пыли. Я внимательно рассматривал каждую царапину на ней, каждую светлую проплешину.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги