Корабль отплывает в полночь

– Наручные часы тикают пять раз в секунду, – заметил доктор Льюисон. – Хотя теперь мне тяжело об этом слышать. Его мания все подсчитывать, его увлечение малыми числами… Знаете, Гай где-то подцепил привычку сортировать монеты по стоимости и рассовывать по разным карманам. И вдобавок завел обычай пересчитывать их на ощупь.

– Проверка тактильной активности, – едко вставил Саркандер. – Так старики подбадривают себя, заполняя пустоту жизни мелкими задачами, защищаясь от неприятных мыслей о том, что к ним приближается.

– У него была еще одна привычка, связанная с числами и со счетом, – продолжил гнуть свое доктор Льюисон. – По его словам, он где-то слышал или читал, что каждому человеку присуща своя, особая манера доставать спички из коробка. Это вдохновило его на эксперименты: собираясь раскуривать трубку, он доставал спички разными способами – вторую в каждом ряду, потом третью, потом спереди, сзади, сбоку, из середины. Как-то раз он сказал мне, что назначает каждой спичке определенную цену, в зависимости от ее положения, и старается вынимать их из коробка так, чтобы две стороны оставались несимметричными, но равноценными.

– Если кто-нибудь обратит внимание на его манеру, то решит, что коробок побывал у десяти разных людей, – вмешался Джек, радуясь возможности хоть чему-нибудь улыбнуться.

– Мне он тоже об этом говорил, – сказала Джоан Майлз. – Постепенно он начал думать о спичках как об актерах на сцене, декорации которой скрыты спичечным коробком. Фокус состоит в том, чтобы, вынимая их, сохранять равновесие сцены. Правда, все это заметно, когда спичек становится мало.

Саркандер бестактно пожал плечами, показывая, что́ он думает об этих спичечных шарадах.

Доктор Льюисон наклонился вперед:

– Но лучше всего одержимость Гая счетом и его восхищение малыми числами видны в том, что он бросил шахматы ради нард. В этой игре нужно постоянно считать, жонглировать в уме малыми числами, складывая их вновь и вновь, когда обдумываешь свой ход. В определенном смысле самое большое число, с которым вы имеете дело, – это шесть, максимум, что есть на кубике. Он объяснил мне, что, кроме прочего, нарды ближе к реальной жизни, чем шахматы. В шахматах вы ведете игру в идеальной вселенной, знаете обо всех ее силах и законах, управляете половиной фигур. Можно строить далекоидущие, тщательно разработанные планы, и ничто, кроме действий противника, не помешает вам. Но в нардах слепой случай способен изменить картину при каждом ходе, при каждом броске кубика. Нет никакой определенности, только возможности и вероятности. У вас не получится планировать так, как в шахматах. Остается только расставить шашки таким образом, чтобы при удачном броске получить максимальную выгоду, а при неудачном – свести ущерб к минимуму. – Сказав это, доктор заговорил более оживленно: – Прав был Пифагор: все, что может случиться в этом мире, может случиться и с вами, верьте в это. Вы должны просто сражаться за победу или за выживание, когда судьба будет беспрестанно обрушивать на вас удары.

Доктор сделал глубокий вдох и откинулся в кресле.