Корабль плывет

Мы с Колей смотрели «Фигаро» с участием Лии Ахеджаковой. Спектакль этот поставил Кирилл Серебренников. Марселина из Ахеджаковой получилась великолепная — нам было смешно до слез! Серебренников осовременил Бомарше, переложив его на новый лад. Актеры выходят на сцену в современных костюмах и говорят привычным нам языком. Сюзанна — девочка из провинции, мечтающая завоевать столицу, граф Альмавира — крутой бизнесмен. Фигаро, которого играет Женя Миронов, — интеллектуал, вынужденный пойти на службу к богатею, потому что он из бедной семьи и у него нет ни копейки. И хотя Миронов играет замечательно, мы, надо сказать, с Колей остаемся приверженцами старой актерской школы. И для нас Фигаро все равно был и остается Андрей Миронов, а князем Мышкиным — Юрий Яковлев, но никак не Женя. До уровня игры своих предшественников он, к сожалению, не дотягивает. Вот взять хотя бы нашумевший телесериал по роману Достоевского, поставленный нашим другом Владимиром Бортко. Несмотря на отдельные актерские удачи (как всегда хороша Инна Михайловна, убедительны Басилашвили в роли ее мужа-генерала и Петренко — Иволгин), в целом экранизация не сравнима с шедевром Пырьева, в котором блистают Яковлев и Борисова. Ну нет в телесериале той же глубины и силы! Настасья Филипповна вообще кажется красоткой из «мыльной оперы» и даже Женя Миронов — хотя я очень ценю его многие работы — явно не тот князь Мышкин, каким, по-моему, его написал Достоевский. В исполнении Жени не хватает той невыносимой боли, трагизма, глубины, которая была в игре Яковлева. Мы с Колей так плакали, сопереживая его Мышкину. Понятно, что это не фильм, а сериал, но я все равно считаю: все дело в исполнителях. Когда Яковлев-Мышкин в сцене, где Ганя дает ему пощечину, произносил: «Как же вы потом будете жить? А как же вам потом будет стыдно!», мы не могли удержаться от слез. Такая невыразимая боль стояла в его глазах, сквозила в его голосе — он переживал не за себя, а за Ганю, за его изломанную душу.

«Гамлет» — единственная театральная постановка Андрея Тарковского, и мы благодарны судьбе, что осуществил ее он именно в нашем «Ленкоме». В главной роли выступил Толя Солоницын. Гертруду играла Маргарита Терехова, Инна Михайловна Чурикова — Офелию, а Володя Ширяев — Клавдия. На роль Лаэрта Андрей вначале пригласил Олега Янковского. Но тот отказался — мечтал только о роли Гамлета (в дальнейшем он и сыграл его у Панфилова, лет через пятнадцать). Тогда Лаэрта стал репетировать Коля.

Спектакль был совершенно сюрреалистический. На сцене возникала параллель: Гамлет — это Христос. Главный герой воплощал христианскую идею всепрощения. Он бездействовал не оттого, что у него не хватало темперамента, физических и умственных сил, а потому что считал, что сделать ничего нельзя. Он всех прощал, в том числе и Клавдия — убийцу его отца… В то время мы все еще не до конца понимали идею этого новаторского спектакля. Тарковский, опережая свое время, устремлялся вверх. У спектакля был потрясающий финал. На сцене — гора трупов, неподвижные тела лежат друг на друге. Первым падает на сцену сраженный Лаэрт, на него опускается Гертруда, на нее — Клавдий, потом — Гамлет. Понятно, что в самом низу этой кучи малы всегда оказывался Коленька. Нетрудно было догадаться, как не сладко ему приходилось. Он даже шутил иногда: «Когда же кончатся эти бесчисленные смерти, эти трупные дела!» В самом конце пьесы Тарковский воскрешал Гамлета. Когда тот медленно поднимался с пола, раздавалась какая-то нездешняя, небесная музыка Артемьева. Звуки флейты были так чисты, так возвышенны — казалось, сама Богоматерь запела — такой они были пронзительности и чистоты. И под эти звуки восставший из мертвых Гамлет пристально вглядывался в зал, потом подходил к горе мертвых тел. Сначала он поднимал Клавдия, целовал его в уста и смотрел ему в глаза… Затем оживала Гертруда. Он тоже целовал ее в губы и смотрел в глаза. Все это молча — текст-то шекспировский уже закончился. Последним Гамлет поднимал с земли Лаэрта. И потом они стояли — все в крови. Он смотрел каждому в глаза, держа за руки: «Мол, что делать, как жить дальше?» И это была такой силы сцена, что зал молчал, никто даже не мог аплодировать….

Незабываема работа с этим великим режиссером. Помню, на репетиции он сидит и пьет белое вино, а за ним — Маша Чугунова. Она буквально глядела ему в рот, записывала каждое его слово, потому что он был уже мастером с мировым именем.

А самой запомнившейся его фразой была такая: «Вам не хватает класса… Не хватает класса… Добавьте класса, пожалуйста!»