Корабль-призрак

– Об этом я мало что ведаю. Думаю, первым местом встречи будет Гамброн[18], в Персидском заливе. Дальше флотилия разделится: одни пойдут прямиком в Бантам[19], на острове Ява, другие станут торговать с местными в проливах[20], покупать камфару, смолу, стиракс[21] и воск. Еще обычно выменивают золото и слоновьи бивни. К слову, если нас отправят далее, минхеер Вандердекен, смотри в оба за туземцами: они свирепы и коварны, а их кривые ножи – крисы, как они говорят, – остры и смазаны смертельным ядом. Мне доводилось сражаться в проливах и с португальцами, и с англичанами.

– Но мы вроде не воюем?

– Верно, сынок, но за Мысом не принято верить никаким бумагам, и англичане наседают нам на пятки, куда бы мы ни направлялись. Им нужно преподать урок. Сдается мне, наша флотилия недаром такая большая: все ждут неприятностей.

– Как по-вашему, сколько продлится плавание?

– Это уж как повезет. Я бы считал пару лет. Хотя, если не станут мешкать всякие факторы[22] – а они наверняка станут, – может, и меньше выйдет.

«Два года, – мысленно повторил Филип, – два года без Амины». Он тяжело вздохнул: этот срок мнился ему вечностью.

– Не грусти, сынок, два года – это ерунда, – подбодрил минхеер Клоотс, заметив, что Филип нахмурился. – Как-то я провел в странствиях пять лет и вернулся ни с чем, даже корабль потерял. Меня отправили в Читтагонг, на восточной стороне огромного Бенгальского залива, и три месяца я проторчал в устье тамошней реки. Местные правители удерживали меня силой: и торговать не хотели, и отпускать не отпускали. Порох весь вышел, так что сопротивляться я не мог. Жуки-древоточцы прогрызли днище корабля, и он затонул прямо на якоре. Местные знали, что так все и будет, что они получат мой груз задаром. Хорошо, появился другой корабль, который доставил нас домой. Если бы не это коварство местных, мне не пришлось бы снова выходить в море. Нынче, кстати, особо не разживешься, компания запрещает частную торговлю. А, вон он, наконец-то! На лодке подняли сигнальный флажок. Ага, гребут! Минхеер Хиллебрант, пушкарей к орудиям! Пусть готовятся встретить суперкарго.

– Мне вы что поручите делать? – спросил Филип. – Где я могу быть полезен?

– Сейчас от тебя толку мало, сынок, разве что при сильном ветре, когда каждая пара рук на счету. Смотри пока и набирайся опыта, заодно будешь вести отчет для компании и помогать мне при случае, когда минует тошнота, которая донимает всех, кто выходит в море в первый раз. Советую покрепче обвязаться веревкой, чтоб живот сдавило, и почаще прикладываться к моей заветной бутылочке, которая всегда в твоем распоряжении. Ладно, пора принимать фактора нашей назойливой компании. Минхеер Хиллебрант, залп!

Пушки выстрелили, и, когда дым рассеялся, лодка, над которой стелился на ветру длинный вымпел, пристала к борту барка. Филип ждал появления суперкарго, но тот оставался в лодке до тех пор, пока на палубу не подняли несколько ящиков с вензелями и гербом компании. Лишь после этого показался сам чиновник.

Невысокий ростом, худой и бледный лицом, он носил треугольную шляпу, подвязанную широкой золоченой лентой. Из-под треуголки торчал напудренный парик, букли которого падали чиновнику на плечи. Алый бархатный камзол отличался широкими полами; жилет белого шелка, расшитый разноцветными лепестками, достигал середины бедер, штаны были из черного атласа, а чулки – из белого шелка. Если добавить к этому золотые пряжки на коленях и на башмаках, кружевные манжеты и трость с серебряным навершием в руке, читатель получит полное представление о наряде минхеера Якоба Янса фон Штрума, суперкарго достопочтенной Ост-Индской компании, прибывшего на борт «Тер Шиллинга».

Если бы читатель находился там и окинул взором капитана, помощников и матросов, стоявших на почтительном удалении с шапками в руках, ему бы наверняка вспомнилась картина «Обезьяна, повидавшая мир»[23], где главного героя окружает стая его сородичей. Впрочем, все моряки оставались совершенно серьезными, никто не позволил себе улыбнуться, никто не потешался над париком: в те времена о людях судили по нарядам, и пускай минхеера фон Штрума нельзя было принять за моряка, в нем сразу угадывался представитель компании и человек, облеченный властью. Потому его принимали со всем подобающим уважением.

Фон Штрум, похоже, не собирался задерживаться на палубе. Он велел препроводить его в каюту и последовал за капитаном на корму, осторожно обходя мотки каната, преграждавшие путь. Дверь открылась, суперкарго скрылся внутри, корабль пришел в движение. Матросы выбрали якорь, уложили на палубу, и тут колокольчик у каюты, отведенной суперкарго, яростно затрезвонил.

– Что там еще? – проворчал стоявший на носу капитан Клоотс, вынимая трубку изо рта. – Минхеер Вандердекен, будьте добры, справьтесь.

Филип направился на корму под непрерывный звон колокольчика, распахнул дверь каюты и увидел, что суперкарго сидит на столе и дергает за веревку, а лицо его выражает крайний ужас. Парик слетел, голый череп придавал чиновнику поистине забавный вид.