Корабль-призрак

– Да, но надеюсь не ранее, как через два месяца! – сказал Филипп.

– О, – возразил Путс, – через два месяца! – И он принялся бормотать что-то себе под нос.

Амина, конечно, очень горевала о предстоящей разлуке с мужем, но, зная, что того требует его долг, и, кроме того, будучи всегда к этому готова, несла свое горе с покорностью и без глупых жалоб, зная, что разлука эта неизбежна. Но только одно обстоятельство сильно беспокоило и тревожило ее: нрав и поведение ее отца. Амина, хорошо знавшая отца, заметила, что он втайне ненавидел Филиппа, в котором видел помеху его мечте овладеть его гильдерами и домом. Старик прекрасно понимал, что если Филипп умрет, то Амине будет решительно все равно, кому достанутся деньги. Мысль, что Филипп собирался увезти деньги с собой, чуть не довела скупого старика до полного умопомешательства. Амина следила за ним и видела, как он часами ходил взад и вперед, бормоча что-то про себя и почти совершенно не занимаясь своей практикой и своим делом, т. е. изготовлением лекарств для своих больных.

Спустя несколько дней по своем возвращении из Амстердама Филипп, который слегка простудился, пожаловался на нездоровье.

– Вы нездоровы?! – почти радостно воскликнул мингер Путс. – Дайте я посмотрю, что такое… Да, да… ваш пульс нехорош… Амина, твой муж серьезно болен; он должен лечь в постель сейчас же, а я приготовлю ему лекарство. Я ничего не возьму с вас за это, Филипп, ровно ничего.

– Но я чувствую себя вовсе не так плохо, – сказал Филипп, – правда, у меня сильно болит голова, но вот и все.

– Да, да, кроме того, у вас сильный жар: вас лихорадит – а предупреждение болезни лучше лечения! Идите лягте и примите то, что я вам пришлю. Завтра вы будете совершенно здоровы!

Филипп пошел наверх в сопровождении Амины, а мингер Путс отправился в свою комнату, где занялся изготовлением лекарства. Как только Филипп лег, Амина спустилась вниз, где ее встретил отец и сунул ей в руку порошок, который она должна была дать мужу.

«Прости меня, Господи, если я думаю напраслину на отца, – проговорила мысленно Амина, – но у меня явилось подозрение. Филипп болен, я это вижу, и серьезнее, чем он хочет сознаться, и если ему не дать лекарства, ему может сделаться хуже! Но сердце чует что-то недоброе… хотя не может быть, чтобы он был настолько подл».

Амина развернула порошок и внимательно посмотрела на него: то было очень небольшое количество темно-коричневого порошка, который, по указанию Путса, следовало дать больному в бокале теплого, нагретого вина. Мингер Путс предложил даже сам нагреть вино, насколько нужно, и когда он вернулся из кухни с вином, то его приход рассеял подозрения молодой женщины.

– Вот вино, дитя мое, заставь его выпить полный бокал, предварительно всыпав в него порошок, и затем укрой его хорошенько: будет сильная испарина, и ее нельзя застудить. Сиди подле него и не позволяй ему раскрываться, укрой его одеялами с головой – и назавтра он будет здоров. Спокойной ночи, дитя мое! – ласково добавил он, уходя.

Оставшись одна, Амина всыпала порошок в один из серебряных бокалов и принялась растворять его в вине. Ласковый тон и сочувственный, озабоченный вид отца на время убаюкали ее подозрения. Как врач, он всегда был чрезвычайно осмотрителен и внимателен к своим больным. Растворяя порошок, Амина посмотрела и увидела, что от порошка не получается ни малейшего осадка и вино остается таким же чистым и светлым, как раньше. Это показалось ей неестественным, и в ней снова проснулись подозрения.

– Мне это не нравится! – пробормотала она. – Я боюсь отца! Помоги мне, Господи, я положительно не знаю, что мне делать. Нет, я не дам Филиппу этого порошка: быть может, теплое вино само по себе вызовет испарину.

Амина снова задумалась. Она растворила порошок в столь малом количестве вина, что его не было и четверти чашки. Отодвинув этот бокал в сторону, она взяла другой, налила его до краев теплым вином и понесла его осторожно, чтобы не разлить, наверх, в спальню.

На верхней площадке лестницы ее встретил отец, который обыкновенно в это время уже давно спал и который, как она думала, ушел в свою комнату.

– Смотри не разлей, Амина! – проговорил он. – Это хорошо, что ты налила ему полный бокал! Постой, дай лучше мне, я сам дам ему выпить это вино!

Мингер Путс взял из рук дочери бокал и вошел в спальню Филиппа.

– Вот, сын мой, выпей это, и завтра ты будешь здоров! – сказал Путс, руки которого так сильно дрожали, что он расплескал вино на одеяло.

Амина, вошедшая вместе с ним и следившая за ним, не спуская глаз, радовалась, что не всыпала порошка в этот бокал.

Филипп приподнялся на локте и выпил вино, после чего Путс пожелал ему спокойной ночи и удалился.

– Не оставляй его ни на минуту! – сказал он Амине, уходя. – Я там все приберу.

И Амина, думавшая пойти вниз, чтобы загасить свечи в гостиной, осталась с мужем, которому она сообщила свои опасения, а также и то, что она не всыпала порошка в его стакан.

– Я надеюсь, что ты ошибаешься, Амина, – возразил Филипп. – Я даже уверен, что это так. Не может человек быть так зол, как ты предполагаешь!