Корабль-призрак

– Да, да, Филипп, ты можешь быть в этом уверен! Я такое же жалкое существо, как ты, но видит Бог, что я желала бы быть одним из тех существ, которое могло бы всегда витать вокруг тебя, быть с тобой во все минуты твоей жизни, охранять и спасать тебя! Но – увы! – я простая смертная женщина, беспомощная и бессильная, но готовая сделать все на свете ради тебя! Ради тебя я хотела даже изменить свою веру. Но что такое эта вера, не все ли равно, если все они имеют одну и ту же конечную цель – будущую жизнь и будущее блаженство?!

– Правда, Амина, а между тем наши духовники думают иначе!

– Да, иначе, а можешь ты мне сказать, что является основой той веры, которую они считают своей и единственной истиной?

– Основой ее являются милосердие и любовь!

– Но разве милосердие может осуждать на вечные муки тех, кто никогда ничего не слыхал об их вере, кто жил и умер, поклоняясь Высшему Существу по своему разумению и по примеру своих отцов?!

– Нет, конечно! – сказал Филипп, и на этом разговор кончился.

Между тем «Утрехт» пришел на Кап, возобновил свои запасы воды и провианта и продолжал свое плавание; после двух месяцев довольно тяжелого пути он, наконец, бросил якорь в Гамбруне.

В течение всего этого времени Амина не переставала стараться всеми возможными способами приобрести благорасположение Шрифтена; она часто беседовала с ним и оказывала ему всякие мелкие услуги и мало-помалу преодолела тот страх, который ей внушала его близость, а Шрифтен в конце концов стал ценить ее доброе отношение и, по-видимому, находил приятность в ее обществе. К Филиппу он временами был вежлив и приветлив, но не всегда, с Аминой же настолько сблизился, что при случае заходил к ней в каюту поговорить. Он не садился, но заходил, говорил с ней о том, о другом и уходил. Когда они стояли на якоре в Гамбруне, Шрифтен однажды вечером подошел к Амине, сидевшей на носу, и сказал:

– Леди, знаете вы, что вон то судно идет через несколько дней на вашу родину?

– Я так слышала! – отвечала Амина.

– Так вот, хотите вы послушать совет человека, желающего вам добра? Пересядьте на то судно, поезжайте в ваш дом и ждите там спокойно возвращения вашего мужа, который к вам непременно возвратится.

– А что заставило вас дать мне этот совет?

– Что заставило? Предчувствие беды, быть может, смерти, ужасной смерти, угрожающей вам. Вы знаете, что некоторые люди имеют дар предвидения! Я предвижу то, что я всеми силами хотел бы отвратить. Не пытайте дальше свою судьбу!

– Кто может отвратить то, что суждено человеку? Если я приму ваш совет, то, значит, мне суждено было его принять; если же не приму, то и это, значит, мне было суждено!

– Пусть так! Но отчего же не избегать того, что угрожает вам?

– Я не боюсь ничего; тем не менее я очень благодарна вам, Шрифтен! Скажите, не связана ли ваша судьба каким-нибудь таинственным способом с судьбой моего мужа? Я чувствую это.

– Почему вы так думаете, леди?

– По многим причинам: дважды вы приходили звать его на подвиг, дважды терпели крушение и каждый раз чудесным образом появлялись вновь на его пути. Кроме того, вам известна его миссия, это несомненно!

– Но это ничего не доказывает!

– Нет! Это доказывает, что вам известно то, что известно только одному моему мужу!

– Одному?! Оно известно и вам, да и святые отцы обсуждали это дело! – со злобной усмешкой заметил Шрифтен.

– А вы как узнали об этом? Вы, несомненно, связаны с этой миссией моего супруга, так скажите же, Шрифтен, действительно ли это дело справедливое и святое, как он думает?

– Если он так думает, то для него оно и становится таковым!

– Так почему же вы ему враждебны?

– Я ему не враждебен, леди!

– Не враждебны? Так почему же вы пытались однажды отнять у него священную реликвию, посредством которой он может исполнить свое предначертание?!

– Я хотел помешать ему в дальнейших поисках, помешать скитаться по морям по причинам, высказывать которые не следует. Но разве это значит, что я ему враг? Разве не лучше бы было, если бы он оставался на суше подле вас, вместо того чтобы рыскать по бурным океанам в поисках опасных безумств? А без реликвии он не мог бы ничего сделать; он это знал. Как видите, отнять у него реликвию было бы скорее добрым делом!

Амина ничего не ответила, глубоко задумавшись.