Корабль-призрак

— Ты неверующая, еретичка! — укоризненно сказал патер Матиас. — Берегись!

— Чего мне беречься, святой отец? Разве не миллионы людей в этих странах гораздо более неверующи, чем я? Многих ли вам удалось обратить в вашу веру, а сколько труда и стараний положили вы на это? А почему? Потому, что у этих людей раньше была другая вера, вера их отцов и дедов, вера, в которой они были воспитаны, с которой сроднились. А разве я не на одинаковом с ними положении? Я тоже была воспитана в другой вере, я много думала о том, что вы говорили и чему меня учили; многое в вашей вере мне кажется истинным, справедливым и божественным, но вам всего этого мало! Вы хотите слепого признания, слепого повиновения. Но разве таким путем достигнете своей цели? Нет! Имейте терпение, отец, и, быть может, придет время, когда я почувствую все то, что теперь не чувствую, когда и я приду к убеждению, что вот этот кусок размалеванного дерева есть нечто такое, чему следует поклоняться и что следует боготворить!

Несмотря на последние слова, в речи Амины было много правды, и патер Матиас почувствовал это. Теперь он действительно вспомнил, что она выросла в иной вере и даже еще не была принята в лоно католической церкви, так как патер Сейсен не считал ее еще достаточно проникнутой всеми принципами христианской религии, чтобы удостоить ее св. крещения.

— Ты говоришь смело, дочь моя, но говоришь искренно! Когда мы прибудем в Гоа, то побеседуем с тобой об этом, и, быть может, с помощью Божией ты усвоишь себе нашу святую веру!

Между тем буря все усиливалась. Матросы-португальцы были в ужасе и призывали на помощь своих святых. Все считали себя погибшими, так как насосы не успевали выкачивать воду; все были бледны, как призраки; они молились и в то же время дрожали от страха. Патер Матиас дал всем отпущение грехов. Некоторые плакали и жаловались, как дети, другие рвали волосы на голове, третьи изрыгали проклятия и кляли того самого святого, перед которым они преклонялись еще так недавно, а Амина стояла спокойная и, слыша их проклятия, невольно усмехалась.

— Дитя мое, — обратился к ней патер Матиас, — не дай Господу призвать тебя к иной жизни, не приобщившись к святой католической церкви, и позволь мне обещать тебе вечное блаженство в будущей жизни!

— Святой отец, — возразила Амина, — я не из тех, кого страх может заставить уверовать! Кроме того, я не чувствую страха — и не могу поверить, чтобы вы могли дать мне отпущение моих грехов за то, что я под давлением страха сказала бы не то, что говорю и думаю, когда мой разум светел и спокоен. Я знаю и верю, что есть Бог, и верю в его высшую справедливость и милосердие! Да будет воля Его! А эти люди, христиане? — сказала она, спустя немного и указывая на португальцев, обезумевших от страха и отчаяния. — Вы только что обещали им вечное блаженство. Где же их вера? Почему она не дает им силы и мужества спокойно встретить смерть?

— Жизнь для всех имеет свою сладость, дитя мое, они оставляют жен и детей! Будем молиться за них, дитя мое!

— Молитесь, святой отец! — сказала Амина и, держась за поручни, вышла на верхнюю палубу.

— Мы погибли, синьора! — воскликнул капитан, ломая руки. — Ничего сделать нельзя, спасения нет!

— Нет, — сказала Амина, добравшись до наветренной стороны судна и держась за ванты, — нет, на этот раз мы не погибнем!

— Что вы говорите, синьора?

— Я говорю, что мы не погибнем, если только вы приложите все старания, чтобы спасти судно! — повторила Амина, от внимания которой не укрылось, что буря начинала стихать, чего ни капитан, ни матросы в своем отчаянии и тревоге не заметили.

Спокойствие и красота Амины подействовали на капитана и матросов; поверив ее словам, все бросились к насосам, капитан воспрянул духом и отдавал одно за другим дельные и разумные приказания; за ночь буря улеглась, и судно было спасено, как предсказывала Амина.

Все кругом говорили о ней с восхищением, чуть не с благоговением, а патер Матиас спрашивал себя мысленно: «Кто дал ей такую силу духа, такое мужество, что она не испытывала страха и оставалась спокойной, когда все, даже он, дрожали при виде висящей над ними смерти. Кто дал ей дар пророчества? Уж, конечно, не Господь Бог, потому что она была неверующая. Так, значит, кто же?..»

И патер Матиас озабоченно покачал головой, причем вспомнил сцену, которой он был свидетелем, в ее спальной в маленьком домике в Тернезе.

ГЛАВА XXX

Теперь нам следует снова вернуться к Филиппу и Кранцу, которые долго беседовали о чудесном появлении среди них Шрифтена. Они решили неотлучно следить за ним и при первой возможности расстаться. Кранц расспрашивал его о том, как он спасся, и Шрифтен сообщил, что когда он всплыл на поверхность, то ухватился за плывшее поблизости бревно, оторвавшееся от плота, и держался на нем, пока не доплыл до маленького островка. Завидев с берега проходившую мимо пероку, он опять кинулся в море со своим бревном и плавал на нем до тех пор, пока не был замечен с пероки, куда его и приняли на борт.