— Никогда! Нет, это вам так кажется теперь, пока вы молоды, энергичны и полны надежд, но со временем вы пресытитесь этой службой и будете рады пристать к тихой пристани на весь остаток своих дней.
— А сколько войска мы сажаем? — спросил Филипп.
— Двести сорок пять рядовых и, шесть человек офицеров. Бедняги, немногие из них вернутся; большая половина не увидит будущей осени: ведь там ужасный климат. Я высадил в эту проклятую дыру триста человек, а когда, через шесть месяцев, уходил обратно, из них не осталось в живых и ста человек!
— Это почти сознательное убийство, посылать их туда!
— Ба-а, им все равно надо где-нибудь умирать, и умрут ли они несколько раньше или позже, не все ли равно?!
«Боже мой, — подумал при этом Филипп, — если жизни этих людей все равно заведомо приносятся в жертву, почему же мне чувствовать себя особенно виновным в том, что им, быть может, придется погибнуть из-за меня, из-за того, что я исполняю сыновний долг и данную мною клятву?! Но ведь и воробей не упадет на землю без воли Всевышнего! Значит, и спасение, и погибель этих людей в Его власти, а я просто орудие Его воли. Во всяком случае, если из-за меня должно погибнуть и это судно, то я желал бы быть назначен на другое, где погибло бы не такое громадное число человеческих жизней!».
Прошло около недели со дня прибытия Филиппа на «Батавию», прежде чем это судно и вся остальная флотилия стали сниматься с якоря.
Трудно описать чувства Филиппа в это время; его постоянно мучила совесть, что, быть может, из-за него обречены на гибель все эти люди; но только когда «Батавия» была почти неделю в пути, ему пришло на ум, что хорошо было бы рассказать все патеру Сейсену и выслушать его совет относительно того, как ему следует поступать в дальнейшем.
По мере того, как флотилия подходила к Капу, его тревога и волнение все возрастали, так что и капитан, и офицеры военной части заметили его состояние и, относясь к нему очень сочувственно, пытались узнать причину. Филипп ссылался на нездоровье, и его исхудалое лицо и впалые глаза придавали вероятие его словам. Все ночи он проводил на палубе, напрягая зрение и подстерегая каждое малейшее изменение погоды, с неописанной тревогой ожидая встречи с «Кораблем-Призраком» и только, когда начинало светать, он отправлялся на свою койку, разбитый и измученный — искать отдыха и покоя во сне.
Благополучно войдя в Столовый залив, их флотилия стала здесь на якорь, чтобы возобновить запасы провианта и воды. Филипп почувствовал некоторое облегчение в том, что до этого момента «Судно-Призрак» не появлялось. Но как только они снова вышли в море, тревоги и мучения его возобновились опять. Однако, при благоприятном ветре они обогнули мыс, подошли к Мадагаскару и, войдя в воды Индийского Океана, расстались с остальными судами флотилии, которые пошли на Камбрун и Цейлон, тогда как «Батавия» должна была идти на Яву.
«Ну, вот теперь „Корабль-Призрак“ покажется нам, теперь, когда мы остались одни и нигде не можем найти спасения!» — думал он.
Однако погода стояла прекрасная; море было спокойно, и «Батавия» благополучно продолжала свое плавание.
Спустя несколько недель она была уже в виду Явы, и прежде, чем войти в великолепный рейд Батавия, стала на якорь на ночь. Это была последняя ночь, которую они проводили в открытом море, и Филипп не уходил с палубы ни на минуту; всю ночь он, как часовой на своем посту, ходил взад и вперед, дожидаясь рассвета. И вот, наконец, забрезжила заря, и солнце взошло; «Батавия» вошла в рейд и стала на якорь. Тогда Филипп почувствовал полное душевное успокоение, поспешил вниз и заснул крепко отрадным сном.
Проснулся он бодрый и веселый, почувствовал, что с души его свалилась большая тяжесть. «Значит, из того, что я на судне, еще не следует, чтобы судно это было обречено на гибель, — думал он, — и „Корабль-Призрак“ встречается не потому, что я его ищу! Значит, на совести моей не лежит ответственности за жизни других людей! Я ищу встречи с призраком, но у меня на это те же шансы, как и у всякого другого. Что это судно несет гибель всем встречным судам, это, может быть, и правда, но не я приношу несчастье судну, на котором плаваю, не я накликаю ему непременно эту роковую встречу! Благодарю Тебя, Господи!».
Успокоенный и утешенный этими мыслями, Филипп вышел на палубу. Военный отряд уже почти весь высадился. Эти люди торопились сойти на берег, не зная, что их там ожидает. И, действительно, глядя на прекрасную, смеющуюся панораму, открывшуюся им, с трудом верилось, чтобы этот залитый солнцем, украшенный роскошной растительностью зеленеющий берег, с тонущими в зелени белыми домами, мог быть так смертоносен.
— Просто не верится, — заметил Филипп стоявшему подле него капитану, — что этот прекрасный берег так вреден для здоровья! Мне, наоборот, казалось бы, что это рассадник жизни и здоровья!
— Вот именно! А выходит как раз наоборот! Ну, а вы чувствуете себя теперь лучше?
— Гораздо лучше!
— Все же вы еще очень слабы, и я бы вам советовал съехать на берег, чтобы окончательно поправиться и отдохнуть.