Корабль-призрак

— Нет, нет, — возразил Филипп, — пусть это останется тайной между нами!

— А представь себе, что я желала бы поговорить об этом с нашим добрым стариком! — сказала Амина.

В то время, как она говорила, Филипп вдруг почувствовал, как что-то коснулось его плеча, и дрожь пробежала по всему его телу. Он оглянулся назад и, к неописанному своему удивлению и ужасу, увидел лоцмана с «Тер-Шиллинга», одноглазого Шрифтена, которого он считал утонувшим, но который теперь стоял за его спиной с письмом в руке.

Это внезапное появление злобного урода вызвало у Филиппа невольное восклицание:

— Милосердый Боже! Неужели это возможно. Амина, также обернувшаяся при этом восклицании, при виде Шрифтена закрыла лицо руками и разразилась слезами; и это не было чувство страха, а сознание, что ее муж никогда не будет знать покоя при жизни и обретет его только в могиле.

— Филипп Вандердеккен, хи, хи! — говорил Шрифтен. — Я имею письмо к вам… от компании.

Филипп взял у него из рук письмо, но прежде, чем вскрыть его, посмотрел на Шрифтена и сказал:

— Я думал, что вы утонули с остальными! Каким образом вы спаслись?

— Каким образом я спасся? Хи! Хи! — отозвался лоцман. — А позвольте спросить, каким образом спаслись вы?

— Меня выкинуло волной на берег! — сказал Филипп. — Но…

— Но… — повторил Шрифтен. — Хи! Хи! Волны не должны были выбрасывать и меня, не так ли?

— Нет, почему же? А разве я сказал что-либо подобное?

— Нет, вы не сказали, но я предполагаю, что вы бы этого желали, а вышло, что я спасся совершенно так же, как вы. Хи! Хи!.. Но я не могу дольше оставаться здесь; я исполнил свою обязанность, и больше мне здесь делать нечего!

— Подождите, — сказал Филипп, — ответьте мне на один вопрос. Вы отправитесь и этот раз с тем же судном, как и я?

— Я бы просил извинить меня! — проговорил Шрифтен. — Я не ищу «Корабля-Призрака», мингер Вандердеккен! — и с этими словами маленький лоцман повернулся на каблуках и быстро зашагал в направлении города.

— Разве это не есть знамение, Амина? — сказал Филипп, все еще продолжая держать в руке невскрытое письмо.

— Не могу отрицать, дорогой мой Филипп. Это надо признать за знамение, и этот посланный, как будто вышедший из могилы для того, чтобы вручить тебе это письмо, и эта неожиданность… Прости мне мой внезапный порыв горя; я не буду больше докучать тебе моими слезами, но это послание застигло меня врасплох… Но ты должен прочесть письмо!

Филипп, не сказав ни слова, взломал печать и, пробежав глазами письмо, сообщил жене, что он назначен старшим помощником на «Фрау-Катрина», судно, отправляющееся вместе с готовящейся к отплытию в ближайшем времени флотилией, и что его приглашают явиться как можно скорее, так как надо уже принимать груз и грузить судно. Кроме того, в письме от секретаря компании говорилось, что в следующий раз он непременно получит командование судном на условиях, которые будут сообщены ему, как только он явится на судно.

— Мне казалось, Филипп, что ты просил назначения капитаном на этот раз! — заметила Амина, видимо огорченная.

— Да, действительно, но так как я не настаивал на этом и за все это время не напоминал о моем желании, то, вероятно, о нем забыли! В этом, конечно, виноват я сам!

— А теперь уже слишком поздно?

— Да, дорогая, назначение состоялось, суда распределены! Впрочем, это не беда; я даже, пожалуй, рад, что иду старшим помощником, а не капитаном на этот раз!

— Но я весьма разочарована этим, — сказала Амина, — я не говорила тебе до сих пор, но все равно, пожалуй, могу сказать и теперь: я была уверена, что ты пойдешь в море капитаном, и помнишь, я просила тебя исполнить одну мою просьбу; это просьба должна была заключаться в том, чтобы ты согласился взять меня с собой. С тобой мне было бы все равно жить или умереть, но оставаться здесь одной, в постоянной неизвестности, это страшно мучительно. Помни, Филипп, что ты обещал мне исполнить мою просьбу. Как капитан, ты имеешь право принять свою жену на судно. Мне очень горько, что придется этот раз остаться здесь, а потому утешь меня хоть сколько-нибудь, пообещав, что следующий раз ты непременно возьмешь меня с собой, если только Богу будет угодно, чтобы ты вернулся!

— Я обещаю, Амина! Я не могу ни в чем отказать тебе, но у меня есть какое-то тяжелое предчувствие, что и твое, и мое счастье погибнет навсегда. Итак, я дал обещание, но очень бы хотел, чтобы меня освободили от него.

— Но если даже нас ожидает несчастие, Филипп, то, значит, таков наш удел! Кто же может изменить его?

— Нам дана свободная воля и рассудок, и мы до известной степени можем руководить своей судьбой!

— Пусть так, — согласилась Амина, — но нам надо теперь идти домой: тебе нужно отправляться в Амстердам, а я поеду с тобой. После дневных трудов ты хотя бы до момента отплытия можешь проводить вечера подле твоей Амины, не правда ли?