«Предписываю вам немедленно освободить именем моим людей, находящихся под караулом, и впредь подобных ошибок не повторять. Действуйте благоприятством, старайтесь всеми возможностями о примирениях, оказывайте людям наибольшую великодушность. Вам явственно мое желание. Я особой честию почитаю, ежели мы установим правление и спокойствие на островах без потери хотя бы одного человека».
Письмо было отправлено на следующее утро, а через два дня был принят план конституции, обеспечивающей второму классу равное с дворянством представительство в органах самоуправления.
Действия Ушакова навели на размышления не только людей вроде Глези, но и многих офицеров русского флота.
«Конечно, – рассуждал про себя Метакса, – Федор Федорович заботится о республике не потому, что сам республиканец, а потому, что сего требует политика. Но равенство двух классов! Это уж слишком смело!..»
Шостак, который любил повторять, что он солдат, а не политик, воскликнул:
– Дворянин и подмастерье! Сидят рядом! Не разумею! Все!
При этом он потрогал сафьяновый мешочек, висевший у него на шее, в котором хранил свою родословную.
– Вы действительно только солдат, Шостак, вы не политик, – сказал Сенявин. – Представительство второго класса наравне с дворянством мера весьма разумная. Она утишает страсти и водворяет спокойствие. Государь император не мог избрать никого другого, кто бы лучше Федора Федоровича справился с труднейшей задачей, поставленной перед нами. Здесь нужен талантливый флотоводец и человек души великодушной и возвышенной. Человек характера жесткого и сухого был бы тут не на месте. Россия должна иметь на сих островах народ, ей преданный, а не устрашенный. Дворянство, как это ни печально, радеет, помимо нас, англичанам и австрийцам. А простой народ любит Россию, предан ей. И наши корабли всегда будут встречать здесь с истинной, а не с лицемерной радостью.
16