— У каждого из нас с врагом личные счеты, — сказал командир катера лейтенант Запорожец, — и за себя, и за всю землю родную. Моя Украина — под гитлеровским сапогом, днепровскую воду враг пьет. Родичи мои — в рабстве. Здесь, под Сталинградом, их судьбы решаются. Бойцы на правом берегу насмерть стоят. Сделаем все, чтобы им легче было!
Все яростнее и яростнее бился в стену сталинградской обороны вал вражеского наступления. К концу октября, оставив позади тысячи трупов своих солдат, гитлеровцы потеснили защитников города и на небольшом участке вышли к Волге. Наши части в северном конце города оказались отрезанными от остальных сил.
Волга оставалась теперь единственным путем, связывающим войска, обороняющие город, с тылом. Но и этот путь находился под непрестанными ударами. Враг держал фарватер под прицельным огнем не только днем, но и ночью, освещая реку ракетами и прожекторами. Стоило показаться на воде даже маленькому суденышку, как вокруг него вставали столбы разрывов.
Держать связь со сталинградским берегом было поручено бронекатерам. Броня и скорость защищали их. Всякие другие суда были бы обречены на гибель.
Корабли группы Лысенко перешли на «двухсменную», точнее — на бессменную работу. Днем стреляли, а с наступлением темноты начинали действовать на переправах.
Даже в те часы, когда противник не обстреливал реку, когда темнота оберегала от налетов авиации, работа бронекатеров была чрезвычайно трудной. Сколько опасностей подстерегало их на пути к правому берегу!
На носу, пригнувшись, ни на секунду не отрывая глаз от темной поверхности реки, всегда стоял впередсмотрящий. В любую секунду может показаться торчащий из воды остов затонувшего судна, плывущие по течению обломки разбитой баржи, а то и пловучая мина, сброшенная немецким самолетом, — и это не было редкостью, хотя на фарватерах постоянно работали десятки тральщиков.
Много выдержки и искусства требовалось в такие ночи и от рулевых. В кромешной тьме они должны были безошибочно вести бронекатера по заданному курсу. Отклонение всего на какую-нибудь сотню метров могло стать непоправимой ошибкой и привести корабль в расположение противника. А провести корабль точно по курсу, не сбиться ни на один градус было нелегко: ведь надо было осторожно обойти места, где таились затопленные суда, быстро сманеврировать, уклониться от огня…
Рейсы катеров, действовавших на переправах, были не просто работой по грузоперевозкам. Каждый переход был настоящим прорывом с боем. Неутомимые команды «броняшек», преодолевая все трудности, делали по восемь рейсов за ночь. Но бывали такие ночи, когда пройти через Волгу казалось невозможным.
И случилось в одну из ночей так, что не смогли бронекатера, встреченные валом вражеского огня, пробиться к правому берегу и вернулись назад. А требовалось, не откладывая, доставить в Сталинград патроны и мины, перебросить пополнение, вывезти раненых.
Раздосадованный политрук Семенов, только что сошедший с одного из вернувшихся кораблей, шагал вдоль берега. Возле нагруженной ящиками с минами шлюпки, которая должна была пойти к правому берегу на буксире за одним из катеров, услышал негромкий разговор. Красноармейцы, присев на песке, толковали между собой:
— Не пойдут, пожалуй, катера-то. Сильно уж фашисты бьют.
— Да, моряки и то не выдержали.
— Может, осмелятся?
— Едва ли…
Семенов круто повернулся и почти бегом поспешил обратно.
— Знаете, что про нас бойцы думают? — спросил, спустившись в освещенный кубрик, где собралась почти вся команда. — Не надеются на нас! В нашей смелости сомневаются. Неужели морскую честь уроним? Неужто не пробьемся?
Кубрик возбужденно зашумел.
— Не было еще такого, чтобы моряки отступали! — поднялся боцман Красавин. — Пусть приказ дают— снова пойдем!
— Комсомольцы! — вскочил комсорг Макарец. — Даешь правый берег!
— Даешь правый!..
Через полчаса, взяв на буксир баркасы и шлюпки с боеприпасами, катера снова вышли в рейс.
— Даешь правый берег!
Моряки повели свои маленькие корабли под грохот разрывов, в слепящем свете вражеских прожекторов, сквозь скрежет пуль и осколков, бьющих в броню.
И они прошли.
Но пройти к правому берегу еще не значило выполнить задачу. Не меньше мужества требовало простое, казалось бы, дело — разгрузка.
…Однажды ночью к правому берегу подошел бронекатер, доставивший ящики с минами.
— Команде — разгружать! — приказал командир.
Первым подбежал к ящикам комсорг старшина 2 статьи Цуркан.
— Веселей, хлопцы! — крикнул, ухватившись за тяжелый ящик.
Яркий белый свет упал на палубу. Ракета! И сразу же корабль сотрясся от удара. Прямое попадание! Все, кто были в эту минуту с Цурканом, пали, сраженные насмерть… По одному из ящиков пробежал огонек…
Комсорг схватил ящик и швырнул за борт.
Мины взорвались в воде, корабль был спасен.
Когда на другой день корреспондент военной газеты, прибывший на катер, спросил комсорга:
— О чем вы думали, когда, рискуя жизнью, выбрасывали горящие мины?
Цуркан, простодушно улыбаясь, сказал:
— О чем думал? Сталинграду боезапас доставить — вот наша главная думка.