Корабли надежды

— Так думает султан, а великий визирь против. На союз с нами он идти не хочет. Селим задался целью переделать Порту на европейский образец и многое уже сделал. Но Юсуф-бей считает, что в своих замыслах султан смелее, чем на деле. Он бросается из крайности в крайность, а Блистательная Порта все больше теряет свою силу. Султана опутали сетью английские, французские, австрийские, да и свои собственные османские шпионы. За ним следят и свои и чужие, и каждый надеется урвать для себя что-нибудь от империи. Казни пойманных шпионов дела не меняют. Поэтому Селим никому не верит, никого, кроме своего дяди великого муфтия ^{20}, не слушает и пытается все делать сам. Ошибается, а винит в этом других. Голову там потерять — пара пустяков. Каждый день перед дворцом на копьях выставляют то одну, то другую.

— И твой земляк тебе все это рассказывал у себя?

— Нет, Захар Федорович, как можно. Я помню, вы мне говорили, что и у стен есть уши. Мы с ним рыбку с лодки ловили. Так он часа три кряду говорил. У меня от весел кровавые мозоли сделались.

— А кто именно против союза с Россией и кто за союз?

— Кто там за что и за кого, понять трудно. Да и переменчивы турки. Сегодня одно говорят, завтра другое. Твердо можно сказать, что против союза с нами там великий визирь Юсуф и учившийся во Франции близкий друг Селима Ахмет-бей. Он у султана как бы министр иностранных дел.

Султана сильно поддерживает его дядя — великий муфтий, но духовенство, особенно муллы, никому не подчиняются и призывают к священной войне против всех неверных.

Мне мой земляк рассказал, что Юсуф-бей и Ахмет-бей как-то рассуждали, что русский флот можно пустить в Средиземное море, пусть он поможет против французов, а обратно мы его не пустим, и все Черное море опять будет турецким.

— И что же они решили?

— Решить, пожалуй, ничего не решили, но такое предложение Селиму они могут сделать. И еще одно, Захар Федорович. С прежним посланником Кочубеем — он но сухопутью через Румелию ^{21}поехал — передали нашему императору предложение о военном союзе против французов. И английский посланник это предложение одобрил.

— Чудеса, да и только ты мне рассказываешь. Но чего не сделаешь, когда у тебя Египет отнимают. А кто вместо Кочубея посланником?

— Вместо Кочубея прибыл тайный советник Томара Василий Степанович. Султан его уже принимал.

— Что тебе удалось узнать о других делах в Порте? Какие отношения Селима с его пашами в Румелии и Албании?

— В Румелии у султана дела плохи. Против него выступил Пазванд-оглы Виденский паша ^{22}. Он клянется султану в верности, а сам создал армию в 16 тысяч, захватил Никополь, Плевну, Софию, Рущук. Всю Болгарию и Восточную Сербию себе подчинил, стал чеканить собственную монету. В эту весну он наголову разбил посланную усмирить его 120-тысячную армию султана и сейчас осаждает Адрианополь. Так что еще и Стамбул возьмет.

— Действительно, Селиму не позавидуешь. А в Морее ^{23}у него как идут дела?

— В Морее тоже плохо. Там другой вассал Порты — Али-паша Янинский ^{24}. С 1797 года он тайно поддерживал сношения с Бонапартом. Генерал Жантили, овладевший венецианскими городами на албанском побережье, послал к нему для переговоров своего адъютанта капитана Роза. Али-паша устроил торжественный прием, поместил капитана в своем дворце, даже приколол на чалму трехцветную кокарду, восторгался «Декларацией прав человека». В письме к Али-паше Бонапарт называл нашу своим уважаемым другом и хвалил за привязанность к Франции. Но Али-паша, убедившись, что от французов ему не получить ни Ионических островов, ни городов на албанском побережье, неожиданно заключил капитана Роза в тюрьму, подверг пыткам, а затем отправил его султану в знак своей преданности.

— А как себя ведут французы?

— Они ведут переговоры не только с Али-пашой Янинским, но и с Ибрагим-пашой Скутарийским, с черногорскими гайдуками, с греческими и болгарскими предводителями, ливанскими эмирами, египетскими мамлюками. До самого последнего времени посланник Бонапарта при султанском дворе стремился внушить Селиму III мысль о том, что все это делается для того, чтобы упрочить власть султана. Он договорился до того, что даже поход в Египет представлял доброжелательным шагом, так как, мол, французы — верные друзья султана — хотят восстановить в Египте его законную власть и покарать мятежных мамлюков. Но этот обман был уже настолько явным, что не мог ввести никого в заблуждение. Селим III и его окружение поняли, что, утвердившись на Ионических островах и Мальте, а затем и в Египте, Франция расчистит себе путь в богатый Левант ^{25}и будет угрожать самому существованию Порты. А когда Наполеон высадился в Египте, тут Селиму не оставалось больше ничего другого, как объявить Франции войну. Французского посланника Рюффена он заточил в Семибашенный замок, французских купцов в Стамбуле и в провинции обобрал до нитки и тоже бросил в тюрьму. У султана сейчас одна надежда на нас.

— Молодец, Манопуло. Все это очень важно. Ты мне завтра представь подробный доклад обо всем сказанном, а сейчас поедем в город. Там отдохнешь.