Корабли Санди

— Пырнут меня, и все! — твердил он, чуть не плача. Пришлось нам с Ермаком идти его провожать. Гришка всю дорогу клялся и божился, что если на этот раз «пронесет», то никогда в жизни даже не заговорит ни с одним блатным.

Мы застали всю компанию в ресторане «Европа». Только Клоуна не было (мы его давно уже не видели: с завода он «отсеялся»). Зато были какие-то две девчонки, лет по шестнадцати, в платьях-рубашечках без рукавов, с обесцвеченными, взбитыми волосами. Все было вполне прилично. На столе бутылка шампанского в салфетке, остывший бифштекс, салат, пирожное, на которое наседали, хихикая, девчонки. Обе сразу уставились на меня… Ох! Кажется, я им понравился…

Жора, увидев Ермака (меня он опять забыл) и растерянного Гришку, сразу все понял. В наглых, настороженных глазах мелькнула откровенная злоба. Мальчишкой еще мешал ему Ермак.

— Кого я вижу?! Присаживайтесь, — фальшиво удивился он.

Князь улыбнулся саркастически. Друзья, несмотря на жару, были в вечерних костюмах и галстуках. Мы присели к их столу. Лениво подошла официантка. Почему-то мне запомнилось ее начавшее стареть лицо с мешочками под тусклыми голубыми глазами, такие умудренные опытом, равнодушные глаза…

— Что закажете?

— Пожалуйста, минеральной воды, — простодушно сказал Ермак.

Народу еще было мало. Только сходились. На низенькой эстраде трое молодых людей исполняли на контрабасе, скрипке и аккордеоне танго. Играли они плохо, но с чувством и подпевали себе. Кое-кто, подвыпив, уже пустил слезу.

Мне стало смешно. Князь покосился на меня. Девчонки, посоветовавшись взглядом, взяли еще по пирожному.

— Гриша, отдай свой долг, — спокойно напомнил Ермак. Гриша дрожащими руками вытащил бумажник и передал Жоре деньги.

— Что за спешка? Я же с тебя не требовал… — буркнул Великолепный. Желваки у него заходили под кожей.

Девчонки жадно проследили, как он небрежно положил деньги в карман. Как он им импонировал, этот модный Жорж, у которого столько денег! Интересно, знали они, кто он такой? Или хоть начали догадываться? А может, принимали его сдуру за лауреата? Наверное, все-таки знали.

Великолепный не выдержал:

— Не в свое дело суешь нос, Ермачок… Как бы не прищемили!

— Гриша мой товарищ, — просто и почему-то грустно объяснил Ермак. — Я не отдам его вам…

— В дружинниках, слышал, ходишь? В милиции тебя частенько видят. Шефство взял над пацанами. Не собираешься ли поступить в угрозыск?

— Собираюсь.

— Вот оно что… — протянул Жора. — Папаша, значит, в колонии гниет, а сынок продался угрозыску? Ты с детства был идейный. И в кого только удался такой? Значит, подрос…

Ермак промолчал. Девчонки доканчивали пирожное. Гришка сидел ни жив ни мертв.

— Прощайте, — сказал Ермак, поднимаясь. — В угрозыске я буду работать временно… А как только последний вор поступит на работу, я уйду обратно на наш морзавод. Мне там нравится. Вот так, дядя Жора.

Принесли минеральную воду. Ермак расплатился, но пить никто не стал.

— Еще свидимся… рано прощаться, — прошипел Великолепный. — Мы таких идейных видели. Пока не споткнутся. А потом самые заядлые из них получаются. Почище нас.

Он еще что-то добавил, но я не понял. Должно быть, на своем жаргоне.

— Что он хотел сказать? — полюбопытствовал я, когда мы вышли на улицу.

— Я и сам не понял, — устало ответил Ермак. Гришка облегченно вздохнул всей грудью.

— Спасибо, Ермак! Спасибо, Санди! — сказал он благодарно.

До чего же свежий воздух был на улице, как радостно пахло морем! В бухте зажигались мачтовые огни на кораблях.

Глава девятнадцатая ТРУДНЫЕ ДНИ

Этот проклятый сон снился мне всю ночь. Я просыпался, пил воду, засыпал и снова видел во сне Ермака. Ему грозила какая-то беда, а я никак не мог его найти. Я стоял на горе и смотрел вниз на город. Где-то там был Ермак. Вдруг все рушилось — пыль, туман, грохот. Туман рассеивался. Над развалинами ярко светило солнце. Я бежал вниз, задыхаясь, спеша. Надо откопать Ермака, пока еще не поздно.

Кто-то стучал в дверь настойчиво, испуганно. Это Ермак, за ним гонятся. Надо скорее отпереть, а я никак не могу проснуться.

…В дверь действительно стучали. Я вскочил с постели весь в поту, с сильно бьющимся сердцем. Как был, в трусах, бросился отпирать. Но мама уже отперла. И свет включила. Это был не Ермак, а его сестра. Захлебываясь от слез, Ата бросилась к маме:

— Тетя Вика! Ермак… Ермака…

— Его убили? — закричал я.

Ата дико посмотрела на нас. Мама тихонько вскрикнула и прижала ее голову к себе. Потом мама рассказывала, что такое лицо она видела у Аты после операции, когда она еще не научилась пользоваться зрением. Вышел отец, наскоро одевшись. Спросил, что случилось. Ата не то что успокоилась, но взяла себя в руки: при моем отце она всегда как-то подтягивалась (я тоже).

— Ермака забрали! — сказала она в отчаянии. — Пришли из милиции и забрали.

— Что за ерунда! — воскликнул отец.

Всю мою жизнь я буду ему благодарен за это невольное восклицание. То же, наверное, почувствовала и Ата.

— Был обыск… — добавила она растерянно.

— Час от часу не легче, — буркнул отец.