Георгий Николаевич легонько похлопывает меня по плечу. В этом дружеском похлопывании было все: и напутствие, и пожелание успехов, и совет: не терять зря времени, а поскорее приступать к исполнению обязанностей, и просьба: не отнимать у него драгоценные минуты, когда вопрос решен.
Выхожу из главного корпуса КБ, сворачиваю влево, в наш большой яблоневый сад, что раскинулся на территории нашего предприятия. Надо собраться с мыслями. В глубине сада нахожу свою любимую скамейку.
Итак, надо браться за дела. Формирование единой комплексной бригады — раз. Надо, чтобы получился сплав молодости и опыта. Подготовка наземной контрольно-проверочной аппаратуры — два. Надо, чтобы к приходу на испытания машин, она функционировала четко. Эксплуатационно-техническая документация… Вид поставки… Технология отработки…
Беспокоила мысль: найду ли общий язык с Базовым — начальником контрольно-испытательной станции (КИС)? По возрасту я годился ему в сыновья. Имея общие с ним, так сказать, стратегические задачи — в установленные директивные сроки и с высоким качеством отработать межпланетные станции, — мы могли расходиться по тактическим соображениям, ибо технический руководитель на испытаниях представляет персону главного конструктора, а начальник КИСа — директора завода. И когда происходят задержки, неполадки, а иногда, пусть крайне редко, но случаются — ЧП, и приходится отвечать на суровый, нелицеприятный вопрос: «Кто виноват?», — тут интересы зачастую расходятся.
Пока постепенно переваривал все это, неожиданно осознал, что рад этому назначению, что порядком соскучился по машинам, по ребятам, по напряженному ритму испытаний и, видимо, втайне от себя жаждал встречи с ними.
…С «Венерой-4» мы расстались год назад радостные, как дети. Основания для веселья были: первый спуск в тяжелом небе Венеры, прямой радиорепортаж из атмосферы планеты.
Но мы-то считали, что совершили первую мягкую посадку на поверхность планеты. Посадку с работающей аппаратурой. И что передача некоторое время шла непосредственно с поверхности. Таково было первое мнение по результатам экспресс-анализа. Но вот страсти улеглись. Начался тщательный, вдумчивый, послеполетный анализ. И оказалось, что мы ошиблись. Страшная по силе атмосфера Венеры раздавила станцию, когда до поверхности оставалось 27 километров.
Почему же мы ошиблись? (Так и хочется написать: «непростительно». Но причины для снисхождения, однако, есть).
Ну, о том, что исходных данных о планете явно недоставало — и им неоткуда было взяться — уже подробно говорилось. И в этом, конечно, корень ошибки. Авторитетные ученые предполагали, что давление у поверхности может достигать 10 атмосфер. Мы сделали аппарат, способный выдержать давление вдвое больше.
Кроме того, значения параметров атмосферы, полученные в результате экспресс-анализа при отметке радиовысотомера, равной 28 километрам, и далее в более глубоких слоях, хорошо согласовались с величиной пройденного пути. Полученные данные также хорошо совпали со значением высоты, рассчитанным из условий гидростатического равновесия атмосферы.
Вот эти совпадения и позволили сделать вывод, что измерение параметров атмосферы производилось спускаемым аппаратом станции «Венера-4» до самой поверхности планеты.
Позже, когда положили на стол скрупулезно обработанные данные и тщательно проанализировали их, стало ясно, что давления и температуры у поверхности более высокие, чем показали приборы «Венеры-4».
На нашем аппарате стоял обычный радиовысотомер с периодической модуляцией частоты. Подобные высотомеры широко применяются в авиации, хотя им присуще так называемое явление неоднозначности. Отметкам прибора, стоявшего на «Венере-4», могли соответствовать два значения высоты, различающиеся друг от друга в 30–40 километров. Нам стало также ясно, что измерения были начаты на высоте 55 километров (а не на 28) и прекратились на 27 (а не на поверхности), когда внешнее давление, достигнув величины, большей предельной для прочности корпуса спускаемого аппарата, вдавило верхнюю крышку его приборного отсека. Это мы «проходили» при наземных испытаниях аппарата, когда умышленно давили его, проверяя на прочность.
Первым порывом, который охватил всех нас после осознания просчета, было желание, как можно скорее прорваться к поверхности Венеры — в следующее же астрономическое окно. Но очень быстро уразумели, что немедленное исполнение желания хотя и заманчиво, но практически невозможно, ибо за столь короткий срок никто бы не смог спроектировать, сконструировать, изготовить, испытать, отработать спускаемый аппарат, который по прочности раз в 5–8 превосходил бы предыдущий.