Корабли уходят к планетам

Следует заметить: мы, пользуясь своими правами стажеров — людей, принимающих тему и будущих ее хозяев, — вели себя несколько, я бы сказал, нахально. В процессе испытаний носились из пультовой к станции, от станции к ракете-носителю, лазали по фермам, в общем, стремились в каждый момент оказаться там, где происходили главные события. Мы тормошили, расспрашивали операторов, контролеров, других специалистов. Словом, всем интересовались. Однако ж, вскоре нас предупредили, чтоб мы умерили свой пыл, как только прибудет Королев. Он терпеть не может, когда в рабочих помещениях находятся «лишние». Заметит… и тогда…, как говорилось, «пешком по шпалам». Сие означало откомандирование из Байконура по месту работы со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Вот что имел в виду Полукаров, держа перед нами столь эмоциональную речь.

Королев. Меня бесконечно волнует образ этого человека. Волновал и тогда. В газетах его называли «Главный конструктор». Мы успели немного узнать о его сложной, нелегкой судьбе. И он наперекор судьбе все смог, все превзошел. Стал признанным лидером советских ракетчиков, академиком.

Еще с детства, со школьной скамьи, любой академик представлялся мне стариком в черном строгом костюме, с длинными седыми волосами, выбивающимися из-под круглой, как тюбетейка, темной шапочки. Этот образ был навеян, очевидно, портретом академика Н. Д. Зелинского, висевшим у нас в школе в химическом кабинете. Учительница никогда не говорила: «Зелинский», а обязательно: «Академик Зелинский».

Мне не терпелось увидеть Главного конструктора. Несмотря на запрет, я стоял у окна в торце второго этажа. Там, если идти по коридору к окну, слева находился кабинет, на двери которого висела табличка с надписью «Главный конструктор».

…Еще раньше, дабы не попасть впросак, обратился к Чекунову.

— Борис Семенович, а как выглядит Главный?

Ведь, фотографий его никто не видел, разве кроме проверяющих пропуска (Правда, у него редко кто отваживался спросить: «Ваш пропуск?» — знали в лицо!)

Чекунов рассмеялся.

— Королев есть Королев. Не захочешь, а за версту почувствуешь.

…По переходу, ведущему из МИКа в пристройку, послышались шаги. Прямо на меня шел человек. Шел быстрыми твердыми шагами, заметно раскачиваясь, но, как сказали бы моряки, не боковой качкой, а как корабль с носа на корму — килевой. Он был не очень высокого роста, плотен, сутуловат, с темными живыми глазами. Одет в песочного цвета с короткими рукавами рубашку навыпуск и полотняные широкие летние брюки. Во внешности его удивила необычная посадка головы. Крупная, с открытым чистым лбом голова, крепко сидящая на короткой, сильной шее, откинута чуть назад и вправо. Во всем облике, твердой, энергичной походке чувствовалось что-то кряжистое, могучее.

Берясь за рукоятку двери, человек в упор посмотрел на меня, резко спросил:

— Вы чей?

Вопрос удивил. Но тотчас я вспомнил: здесь было принято работников КБ Королева называть королевцами, Пилюгина — пилюгинцами.

— Георгия Николаевича Бабакина.

— А что вы делаете здесь, у дверей моего кабинета?

На меня смотрели темно-карие пронизывающие насквозь глаза. Вопрос однако ж прозвучал в несколько более смягченном тоне.

— Пытаюсь связаться с фирмой, — быстро сообразил я. В кабинете Сергея Павловича находился аппарат ВЧ-связи, и Полукаров иногда связывался с Бабакиным.

— Заходите! — Королев, проходя к столу, взмахом руки указал на кресло, стоящее справа. Снял трубку.

— Тамарочка! Соедини-ка с Василием Павловичем! А потом дашь Бабакина.

Королев переговорил со своим заместителем о срочной присылке уточнений к программе полета, положил трубку. Телефон тут же зазвонил снова.

— Возьмите! — Протянул трубку.

— Кто это, кто это? — услышал звонкий знакомый голос Лидии Ивановны, секретаря главного.

— Лидия Ивановна! Это я, Марков! Соедините срочно с Георгием Николаевичем.

Сам лихорадочно соображаю, о чем же буду с ним говорить.

— Георгия Николаевича нет! Он к Келдышу уехал.

— Нет Георгия Николаевича. В Академию, к Мстиславу Всеволодовичу только что выехал, — делая огорченный вид, вздохнул я. Поднялся, собираясь спешно ретироваться, но Королев взмахом руки опустил меня в кресло.

— Так, значит, к космосу подключаетесь? Как у вас на фирме отнеслись к этому?

— По-разному, Сергей Павлович. Мы, молодежь, с энтузиазмом. «Старички» еще не определились.

— «Старички»! — вспыхнул Королев. — Что они понимают, ваши «старички»! — Видно, его сильно задело. Самолет летает у земли и оторваться от нее не может. А здесь же предела нет! Вы — разведчиками будете. А затем к звездам аппараты пошлете. Не веришь? Придет время — вашей фирме и этим придется заняться. Я-то не доживу, а ты вполне может быть.

— «Мы — молодежь!» — поддел он меня. — Кстати, сколько тебе лет?

— Двадцать семь.

— Двадцать семь? И все молодежью себя называешь. Это, брат, очень зрелый возраст. Я уж ракеты пускал.

— Я тоже четыре года ракеты пускал, — вставил я, видя его дружеское расположение.

Сергей Павлович усмехнулся.

— Надо же! Какие?

Я коротко рассказал.

Во время рассказа Королев, довольный, слегка улыбался, в глазах сверкали искорки.