Кораблики, или «Помоги мне в пути…»

– Я-то… да… В силу ряда причин…

– А я окончил филологический факультет и Новокурашскую семинарию, там и там великолепно преподавали старую литературу.

Видимо, на лице моем явно обозначился вопрос.

– Понимаю, – вздохнул отец Венедикт, – священник заброшенный часовни и кладбищенский смотритель с несколькими высшими образованиями. Непонятно, да…

– Я сразу понял, что вы не простой сторож. Но что выпускник университета и семинарии…

– И духовной академии, кстати…

– Извините…

– Да чего же извиняться, недоумение ваше естественно… Знаете что… мистер Питвик? Сейчас я согрею чай. Вам он будет полезен. А потом уж займетесь письмом вашему мальчику.

Я не спорил. Уходить мне не хотелось. От старика словно шло излучение, дающее надежду.

Отец Венедикт скрылся за дверью, стал там звякать посудой. Минуты через три вернулся.

– Чайник греется… – И, словно продолжая разговор, сообщил: – Я до нынешней зимы был ректором здешнего духовного училища и настоятелем одного из храмов. Но… согрешил. – В глазах у него мелькнуло отнюдь не раскаяние. Жесткая усмешка. – И был направлен сюда. Слава Богу, что не лишили сана.

Я не посмел спросить, в чем состоял грех отца Венедикта. Спросил о другом:

– А в каком храме были вы настоятелем? Я хорошо знаю Старотополь.

– На площади Трех церквей. Церковь Пресвятой Богородицы. Иначе этот храм называют еще Корабельным. Или Детским…

Это совпадение словно дружески подтолкнуло и согрело меня. Но не показалось удивительным. Словно я ждал чего-то похожего.

– Я хорошо знаю этот храм. Хотя и не был в нем… очень давно. Но то, что у него такие названия, не знал.

– Лет пятьдесят назад, когда церковь восстанавливали после разрушения и поругания, в подвале нашли доску, похожую на икону. Ликов на доске не было, но жестяной нимб как бы обрисовывал головы Богоматери и Младенца… А перед этой доской стоял в нише кораблик из сосновой коры с парусами из лоскутков… Такое впечатление, что какой-то ребенок в давние годы принес его и поставил перед самодельной иконой… Может быть, с детской и чистой молитвой о Божьей помощи… Потом на этой найденной доске мастер написал святые лики, а нимб оставили прежний…

Всей душой ушел я в прошлое и спросил как бы оттуда, издалека:

– Эта икона и сейчас в церкви?

– Разумеется. И кораблик – перед нею. А вскоре неизвестно кто положил начало обычаю: дети приносили самодельные кораблики и оставляли перед образом с тайными своими молитвами и просьбами…

– И… много корабликов?

– Много… Порой скапливалось столько, что большинство приходилось отпускать в плавание. Прямо из храма… Под фундаментом обнаружили родник, его вывели внутрь церкви, к стене, сделали каменное русло и направили в речку Тополинку, что впадает сейчас в водохранилище. По ней и уплывали кораблики. В море… Но самые красивые мы сохраняли надолго… А тот, первый, хотя он и не самый искусный, хранится всегда…

"Сказать? – думал я. – А зачем? И поверит ли?.."

А отец Венедикт продолжал:

– Детей всегда было много. В том числе и бесприютных. По мере сил старался я оказывать им помощь. И словом, и… ну, как мог.

– Бесприютные тоже оставляли кораблики? – спросил я хмуро. Мысли пошли по другому пути.

– Конечно… – Он снова пристально посмотрел на меня. – Знаю, о чем думаете. Не очень-то кораблики им помогали… Я… согласен с вами. Но ко вселенской борьбе добра и зла как подходить с земными мерками справедливости?.. А иных мер у нас нет. Вот и думаешь: взрослые часто сами виновники своих бед. А дети-то при чем? Я знаю, что Господь утешит их в своем царстве. Но отчего не дано им было прожить полную земную жизнь? Или и те краткие годы, что выпали им, – разве они были жизнью?.. Или есть какой-то всеобщий закон развития мира, по которому без детского страдания не обойтись?.. Или впереди такая награда, что искупит все?

– Я не знаю…

– И я не знаю… Наверно, незнание это и ввело меня в грех. Впрочем, я верю, что Господь грех этот мне простит. В отличие от земного начальства…

Я вопросительно молчал.

Отец Венедикт помолчал тоже и наконец объяснил с сумрачной усмешкой:

– Я прямо в церкви тяжко избил человека. И выкинул его с крыльца… Человек этот… зная о моей известности среди маленьких прихожан, пришел с чудовищным предложением. Чтобы я напутствовал перед смертью мальчика, которого должны были расстрелять на глазах у собравшихся зрителей…

– Вы… отец Венедикт, это правда?

– Увы…

– Разве такое возможно?

– Публично до сих пор никого не казнили. Но многим ли лучше, когда убивают тайком и хоронят безымянными?

– Как убивают?.. Зачем?

– Вы… сын мой, и в самом деле, видимо, нездешний. И долго были в экспедиции… А откуда, по-вашему, берутся эти несчастные, о которых я молюсь целыми ночами? Те, кто… закопан там, у стены…

– Я… думал, это несчастные случаи. Болезни от бесприютности, от голода…

– Бывает и такое… Но чаще привозят с пулевыми и ножевыми ранами…

– Господи Боже ты мой… Но почему?! Кто это делает?!