— Пит, знаешь что? Я насчет этого… реанатина. Я еще там, в трюме, какую-то тревогу почуял. Знаешь, почему? Там рядом с этими ящиками стояла деревянная коробка, а в ней что-то вроде часов. Не таких, а похожих на будильник.
И на них — медное кольцо с зубчиками. Я такие в кино про шпионов видел — это была адская машина. Ставишь на нужное время, а потом… Но я тогда весь такой был… задерганный. Во мне это мелькнуло и забылось…
— Едва ли стали бы взрывать пароход с помощью старинной адской машины. Это сейчас проще делается: сидит человек за сотню миль, нажимает кнопку на передатчике… Петух! Мы же условились больше не говорить об этом!
— Ладно…
С экрана теперь обращался к зрителям обаятельный молодой комментатор. Он весь прямо исходил доброжелательностью:
— Милые дамы и господа! Теперь, когда вы уделили ваше любезное внимание нашей рекламе, мы вновь предлагаем вам обзор последних мировых событий. В городах Северо-Восточной Республики не унимаются страсти по поводу разоблачения плана «Черные пароходы». Особенно большой резонанс это вызвало в Старотополе. Второй день на главной площади не стихают митинги с требованием сурово наказать заговорщиков…
Мы увидели на экране массу людей. Толкотня, плакаты, открытые рты. Седой разлохмаченный дядька что-то неразборчиво кричал в мегафон. Полная тетушка пробивалась к нему локтями.
Петька сказал пренебрежительно:
— Вот так же они вопили бы в поддержку расстрела.
— Какого?
— Ну, если бы Полоз поймал меня и устроил бы суд. Обвинил бы меня в тысяче страшных преступлений и объяснил бы всем, что такое наказание необходимо… Толпа орала бы в поддержку. Ей все равно что орать…
— Ты уверен, что Полоз хотел… использовать именно тебя? Для… этого дела?
— А зачем же он меня испытывал на железном полу? Чтобы показать своим сообщникам: видите, маленькие корчатся, а этому хоть бы хны. Значит, не настоящий, а зомби. И ничего, мол, нам не будет, если даже потом кто-то возмутится. Мы, мол, искусственного гробанули, куклу для спектакля…
— Петька, ты опять об этом!
— Ну всё, всё…
И правда, потом уже мы не говорили ни о Полозе, ни о «Черных пароходах».
Два дня спокойно прожили под крылышком Эдды Андриановны. Гуляли по городу, обходя шумный центр и отыскивая все больше старых, знакомых уголков. Навещали отца Венедикта и Сивку. Оказалось, что к ним уже перебрался Гошка Заяц. Тоже выглядел теперь благополучным мальчиком, но Сивкиной уверенности не обрел. Смотрел на всех робкими преданными глазами и говорил шепотом.
Кстати, отец Венедикт с ребятами покинул кладбищенский дом. Ему спешно вернули все должности, и он перебрался в прежнюю казенную квартиру при духовном училище. Он аккуратно подстриг бороду и ходил в новой шелковой рясе.
Сивка и Зайчонок иногда гуляли вместе с нами. Сивка заметно льнул к Петьке. Тот обращался с ним с нарочитой сердитостью, но Сивку это не пугало.
По вечерам Петька разглядывал и вертел всякие старинные приборы в нашей комнате: медный шар с гравированными созвездиями и готическими буквами названий, астрономическую сферу, какую-то сложную штуку с латунными дисками и часовым механизмом…
— Сломаешь что-нибудь, — ворчал я.
— Не-а…
Отыскался у Эдды Андриановны и патефон — почти такой же, как наш. И пластинки Петька часто слушал, но мне кажется, что без прежнего интереса, рассеянно.
На третий день Петька сказал, что хочет побывать на Пристаня́х.
Я, конечно, всполошился:
— Зачем?
Он вскинул удивленные глаза:
— Непонятно разве? Соскучился… Там же ребята наши. И вообще…
— Пошли тогда вместе.
Он зыркнул недовольно так, отчужденно:
— Тебе-то там что?
—
— Ничего со мной не случится.
— А если опять облава?
— Теперь-то? После такого шума из-за «Розалины»!
— Слушай, а разве не все ребята ушли с Пристанéй на «Розалину»? Ведь было же приглашение: приходите добровольно, не упустите ваше счастье…
Петька фыркнул.
Я сказал угрюмо:
— Ну да. Вольная бродячая жизнь лучше всякого комфорта. Сам себе хозяин, учиться не надо…
— Не в этом дело.
— А в чем?
— Не верят потому что…
— Вот ты возьми и объясни им.
— Как же я объясню, если ты меня не пускаешь?
«Не пускаешь»! Я чувствовал: если не пустить, он уйдет без разрешения. Опять он сделался колючий и словно загородился глухой дверцей.
Чтобы смягчить спор, я спросил небрежно:
— А правду отец Венедикт говорил, что у вас там целая организация?
Петька оттопырил губу.
— Какая организация… Была бы она, могли бы тогда чего-нибудь добиться. А то ведь на «Розалине» никто пикнуть не смел… Ну что могут сделать пацаны против полиции и правительства с пушками?
Это он так по-взрослому выдал, устало. Горько.
— А… что бы вы хотели сделать?
— В том-то и дело, что никто ничего не хотел. И не хочет. Об одном только договорились: никогда не ссориться, маленьких не обижать и не приставать ни к каким ребятам… Это для того, чтобы выжить. Иначе нас давно бы изничтожили, без такой вот… связки…
— Ну… иди, раз такая «связка». Только не гуляй там допоздна.
Он обрадовался:
— В семь часов вечера — как штык!