Корах. Роман о времени

Родословная будущих царей, как, впрочем, и множество других знаменитых родословных, брала начало в Ханаане, в окрестностях Беер-Шевы, города семи колодцев, лежащего на пересечении торговых путей между Египтом и Вавилоном. Здесь под сенью уютного оазиса жили в шатрах те, кто именовал себя коленами Израиля – сыновья Иакова с женами, детьми, внуками, сводными родственниками и прочими домочадцами. Сам патриарх Иаков, уже вступивший в дни почтенной старости, окружен был опекой и вниманием соплеменников, многих из которых он даже не помнил по именам. Любимым занятием старик почитал рассказывание историй своим внукам, внукам своих сыновей и всем, кто приходил послушать. Побросав игры, дети спешили к шатру, боясь упустить самое интересное, а Иаков, к радости слушателей, то вскидывал, то сдвигал густые брови, на всевозможные голоса разыгрывая свои маленькие представления.

О Боге он знал так много, что говорил о нем, словно о старом добром знакомом. Особенно хороша была история о том, как в юности, чудом избежав мести брата и устроив себе ночлег среди камней, он увидел во сне широкую лестницу из белого камня, по которой спускались и поднимались ангелы великих народов.

– Когда я проснулся, – громким шепотом сообщал Иаков, вознося указательный палец, – Он впервые заговорил со мной. И после этого уже никогда не оставлял.

Среди гостей патриаршего шатра неизменно появлялась девушка лет шестнадцати, дочь крестьянина из соседней Тимны, с детства прибегавшая в шумный стан скотоводов. Сидя у ног Иакова и не сводя с него маслянисто-черных глаз, жадно впитывала она предания этой странной семьи. За много лет заученные наизусть истории всякий раз раскрывали ей новые грани, поражая своей глубиной, погружали в пьянящую древность, к истокам сотворения мира.

Звали ее Тамар и что-то неуловимо родное ощущала она среди чужих ей по крови людей. Больше всего на свете ее тянуло сделаться частью этого необычного племени, чьи корни уходили в занесенные песком глубины прошлого, а еще не окрепшие ветви тянулись в неизвестность будущего.

Иаков поглядывал на нее с отеческой нежностью, и порой узнавал в ней вдруг свою единственную возлюбленную, волоокую Рахель, которую Бог забрал у него так невозможно рано. Тогда, забывая, о чем ведет речь, он прерывал рассказ и уносился во времена своей молодости, предприимчивой, хитрой, полной обманов, потерь и просветлений, но вопреки всему казавшейся отсюда счастливой.

Тамар давно чувствовала, что это не простые скотоводы, и, должно быть, кем-то на них возложена непонятная ей роль.

"Скорее всего, – думала она, – здесь не обошлось без участия невидимого Бога, который неизменно присутствует в их рассказах и притчах. А раз так, что же может быть важнее, чем, влившись в эту семью, приблизиться к Всевышнему. Это именно то, чему учат истории Иакова. Их нужно не просто слушать, по ним надо жить."

Она представляла себя участницей знакомых сюжетов, проигрывала их у себя в голове, всегда зная, как поступить, чтобы остаться на высоте, чтобы лучше соответствовать Его ожиданиям, и очень надеялась, что Бог ею доволен.

"Если бы я оказалась на их месте, – говорила она себе, – я бы непременно всеми силами приближала бы исправление. Как же мне хочется, чтобы выпал хоть один шанс."

За годы, проведенные в стане, Тамар неплохо изучила жизнь и характер этих людей. Обладая цепким умом и усвоив уроки из патриаршего шатра, она понимала, что, хотя по закону наследовать традиции отца должен старший сын, это правило соблюдается не всегда.

"Кому передаст Иаков свое наследие? Кто понесет традицию дальше, чтобы не разочаровать Бога и не ударить в грязь лицом перед другими народами? – с некоторых пор она все чаще задавалась этими вопросами. – Как бы ни было, мне непременно нужно быть там. Я сделаю, что смогу, я постараюсь не подвести Его".

Тамар представляла себя частью чего-то великого, что будет сохранено и пронесено через века. И на меньшее она была не согласна. Размышляя так, девушка пыталась угадать главную ветвь на причудливо разраставшемся древе Израиля, самую сильную, устремленную в будущее, сулящую царственные плоды. Там она видела свое место, оттуда она задумывала дать начало новому ростку:

"Когда-нибудь от меня произойдет на свет тот, кто изменит судьбы мира. Но кого выбрать? – этот вопрос мучил ее, потому что ответа не было. – У тебя один шанс, другого может не представиться. Да и кто сказал, что есть даже один? Кем ты себя возомнила? Ты им вообще чужая. Их с тобой разделяет вековая пропасть. Внуки некоторых из них старше тебя."

Однажды ею овладело такое отчаяние, что она расплакалась прямо перед шатром патриарха. Не в силах ничего объяснить окружившим ее, она сорвалась и побежала прочь из стана к себе в деревню. Там, упав на циновку и отдышавшись, она все же попыталась привести мысли в порядок.