Корах. Роман о времени

На перекрестке с тименской дорогой он внезапно остановился, словно уперся в невидимую стену. Несколько мгновений он всматривался в пустоту, не понимая, что происходит. Постепенно он различил проступающие из воздуха очертания шестикрылого серафима, преградившего ему дорогу. Хмель мгновенно слетел с него; холодный пот прошиб насквозь. Ноги словно вросли в землю, не позволяя сделать ни шагу. Как завороженный смотрел Йегуда на вырастающего перед ним ангела с пылающим мечом. Обоюдоострый клинок вращался, создавая ощущение огненного колеса.

Хотя здесь и там попадались случайные путники, Йегуде было ясно, что он единственный, кто видит посланца небес. Ангел поднял руку и направил меч вдоль примыкающей дороги направо к деревне. С трудом передвигая ватными ногами, Йегуда свернул в сторону Тимны.

Если бы его спросили, как он оказался перед сидящей на придорожном камне женщиной, он бы не смог ответить. Он вообще не помнил, как увидел ее и почему остановился. Четверть часа назад он ни за что не поверил бы, что попадет в такую ситуацию, ведь ничего подобного не было и в мыслях. Тем не менее, он уже шагал вслед за блудницей и уже заходил к ней в дом.

– Что ты дашь мне? – сверкнула она глазами из-под прикрывающей лицо ткани. Взгляд показался Йегуде знакомым, но он сразу отогнал нелепую мысль.

– Я пришлю тебе своего лучшего козленка, – пообещал он.

– А что ты дашь мне, пока не прислал?

Чувствуя неудобство, Йегуда растерянно пробормотал:

– Вот, возьми в залог посох, перевязь и печать – все что у меня с собой.

Когда на другой день его друг Хира пытался дознаться, куда делись знаки его судейской власти, Йегуда только пожимал плечами. Внятно объяснить, как ему пришло в голову, оставить все это в залог блуднице, он был совершенно не в состоянии. Хотя вернулся домой вполне тверезый.

– Поди, отнеси ей лучшего козленка, – велел он другу, – и забери мои вещи.

Вернувшись, Хира сообщил, что никакой блудницы не нашел ни в деревне, ни в округе. А только вызвал неудовольствие местных жителей. "Этот козленок не оставляет меня, напоминая о крови, в которой я выпачкал одежду беззащитного брата и предъявил ее отцу, как кровь Йосефа" – подумал Йегуда. А вслух сказал:

– Ладно, не будем ее искать. Что нам позориться.

Сезон дождей приближался к концу, когда Йегуде донесли, что его невестка мало того, что прелюбодействовала, находясь в трауре, так еще и ждет ребенка. Вне себя от услышанного, Йегуда уже собирался вынести смертный приговор вдове, опозорившей его дом и принесшей в него беду. Однако, что-то подсказывало ему, что нужно самому убедиться в обоснованности подозрений. Прибыв к дому родителей Тамар, Йегуда обнаружил внушительную людскую массу, требующую судейского решения и жаждущую лакомой жертвы. Воцарившись среди толпы, он велел вывести обвиняемую из дома. Но вместо этого ему вручили завернутые в ткань несколько предметов.

– Она сказала, – передали Йегуде, – человек, которому принадлежат эти вещи – отец ребенка.

Развернув платок, он обнаружил свой посох, перевязь и печать судейской власти. Йегуда смотрел на все это хозяйство, а собравшиеся смотрели на него, едва сдерживая смех. Наконец он поднялся:

– Она праведнее меня, от меня это. И вина за все на мне, ибо обманул я ее с Шейлой, моим сыном.

До конца жизни за Йегудой, уважаемым человеком, судьей и старостой окрестных сел, бегали соседские мальчишки, дразня его, кто во что горазд. Но в тот день во время сборища у невесткиного дома, когда толпа ждала подходящую минуту для учинения привычной расправы, а на него сыпались обидные насмешки, среди шума и вакханалии Йегуда услышал обращенный к нему голос тонкой тишины:

От тебя произойдут цари, и Тамар у истока.

Роды были легкими, и, разрешась от бремени, Тамар подумала, что без помощи Всевышнего Бога ей вряд ли удалось бы попасть именно туда, куда она задумывала – на главную ветвь Израиля.

"Но если Он помог мне, – решила она, – наверное я поступаю правильно."

Принимавшая роды повитуха ловким движением намотала красную нить на ручку первого младенца, но тот тут же убрал ее назад. Вместо него полез другой и первым узрел свет мира.

– Этого назову Перес, – улыбнулась Тамар. – Он пробил себе дорогу вперед брата. А второму нареку имя Зерах.

Никто из них не мог даже отдаленно вообразить силу заложенного ими потенциала. В повседневных делах они мало задумываясь о влиянии своих поступков на зарождающуюся цивилизацию. Один патриарх Иаков, прозванный Израилем за то, что всю жизнь беседовал с Богом, а потому знал о нем все, что доступно знать человеку, услышав о рождении наследника своего четвертого сына Йегуды, прикрыв глаза, чуть слышно произнес странные слова, смысл которых так и остался сокрытым для окружающих:

– Этим поднимем всех.34

* * *