Корах. Роман о времени

Моше развернулся и быстро вышел. Всматриваясь во тьму, Корах, провожал глазами удаляющийся силуэт. Близкий человек, с которым их соединяло так много, исчезал в неизвестности, и скорее всего им не суждено встретиться вновь. Заменить друга было некем, и тоскливое одиночество обволакивало его. В голове звучал мотив, похожий на знакомую с детства колыбельную.

Он долго стоял, опершись на ограду террасы. Они с Моше, находясь в недосягаемости друг от друга, видели над собой одно ночное небо. И возможно, отныне это единственное, что будет объединять их до конца жизни.

Сегодня холодно мерцающая река светилась особенно ярко – Ра совершал неизменный круговорот в своей серебряной ладье. На севере висел большой звездный ковш, подобный тем, из которых жрецы Осириса совершают омовение при подъеме в храм, и чуть выше – ковш поменьше. Гигантский свод поворачивался вокруг воображаемой оси, проходящей через конец длинной рукояти. А над восточным горизонтом одиноко сияла ярчайшая из всех звезда, уводившая Моше в глубь пустыни, чтобы раз и навсегда изменить его жизнь.

Послание Йосефа

Теперь пускай пройдет сорок лет, совершенно несуразная цифра, когда речь идет о жизни одного поколения. Писание сообщает, что именно такой срок Моше провел в пустыне у Итро в стане мидианитов. Однако, мы имеем дело не с исторической хронологией, а с передачей традиции, где число сорок имеет скорее сакральную значение, нежели претендует на буквальную точность. Ведь и Корах, и Моше, хотя и достигли зрелого возраста, были энергичны и полны сил.

На службе в царском казначействе Корах сделал блистательную карьеру, увенчавшуюся должностью хранителя государственной казны. Пост этот он занимал в течение многих лет, пользуясь уважением высших чиновников и личным доверием фараона. Действительно, за все эти годы не было установлено ни одного случая казнокрадства.

Так говорят источники, более или менее беспристрастно описывающие события. Однако ни один из документов не расскажет о том, что происходило в умах и душах людей. Что их беспокоило, занимало, чем они дышали и что пережили. Для этого существуют предания, никем не записанные, передающиеся изустно от отца к сыну, от учителя к ученику. Рассказ становится историей, история – мифом или притчей. Герои приобретают архетипические черты, выстраивая и пополняя традицию, начинают жить собственной жизнью. Некоторые из них доходят до наших дней именно потому, что в разных поколениях люди узнают в них себя.

Одна из таких историй началась в нежаркий вечер, когда Корах был занят изучением древних египетских рукописей. Постучавшись, в покои вошел слуга в сопровождении согбенного белобородого старика. Его одежда скорее напоминала лохмотья, однако черты лица выражали ироничный и ясный ум. Корах жестом отослал слугу, а старику указал место напротив.

– Благородный господин, – начал тот, – мое имя ничего тебе не скажет, я происхожу из дома Менаше бен Йосефа. Когда мой отец – благословенна память праведника – покидал этот мир, он позвал меня к себе и вместе с благословением передал один пергамент, на котором его отец, царский министр и кормилец Египта, оставил некоторые записи и завещал хранить их и передавать от отца к сыну, пока не появится вновь влиятельный человек из нашего народа, высокий чин в управлении страной, которому можно будет доверить содержимое этого послания.

Старик посмотрел на Кораха. Тот молча слушал.

– Поскольку жизнь наша стала совершенно несносной, и неизвестно, откуда ждать избавления, семья поручила мне, единственному, кому довелось общаться с моим дедом, нашим общим благодетелем… семья отправила меня к тебе с этим важным поручением. Никто из моих родных, включая меня, не знает, что в этом письме. Оно попало ко мне от отца, и моя семья хранит его в запечатанном виде. Ты знаешь, любезный господин, люди из многих родов приветствуют и уважают тебя. Не только за твои таланты и высокий пост в Египте, но главное, за твое отношение к нам, обычным людям. Если бы не твоя помощь и поддержка, мы давно превратились бы в бессловесных рабов, каких привозят на кораблях от верховий Нила, из диких черных земель. Мы же, хотя и находимся в бедственном положении, и работа наша тяжка и неблагодарна, все-таки помним, откуда мы пришли, стараемся держаться вместе, не забываем наш язык и соблюдаем субботу. Мы чтим наших праотцов и все еще надеемся, что их союз с богом когда-нибудь снова проявится, если не для нас, то может быть для наших детей или внуков.

Старик снял с плеча обветшавшую суму из папирусной ткани – Корах даже не сразу заметил ее – и вытащил оттуда свиток пергамента, скрепленный глиняной печатью. По качеству изображения на керамическом диске Корах угадал в ней древнюю государственную печать, хотя никогда прежде таких не видел. Очевидно, Йосеф полагал, что это обеспечит лучшую сохранность документа.

– Если ты и твоя семья доверяете мне содержание этого свитка, – сказал Корах, – то взломаем печать и ознакомимся с ним вместе.

Они развернули пергамент и прочли на древнем языке: