Корделаки

– Выдрать бы вас, взрослая девочка! Вы хоть понимаете, как рисковали? – ноздри графа раздувались как у боевого коня перед атакой. – Вы, небось, ещё и ночевать здесь собираетесь?

– А что такого? – Мария Францевна была упряма. – Если бы они хотели, то уже вернулись бы прошедшей ночью. Нет. Они второй раз не приходят, так что не волнуйтесь за меня.

– Ну и чёрт с вами! Сами ищете приключений – сами и расхлёбывайте после. Зачем тогда вам я сдался?

– Ну, не сердитесь, граф! – баронесса стала теребить его за рукав. – Ну, это не идёт к вам вовсе! И потом, я же предприняла меры. Я переоделась!

– Наслышан! – граф все ещё дулся.

– Ну, вы, правда, мне очень нужны!

– И зачем сие инкогнито? От кого скрываетесь, мадам?

– Прежде всего от полиции, – ответила Туреева. – Слуги не посмели заявить о происшествии без моего ведома, но если я объявлюсь тут открыто, то мне придётся это сделать первым же делом. А на объяснения с полицейскими, ну, вовсе сейчас нет времени! Потом мне гораздо выгодней, чтобы все думали, что меня по-прежнему нет в городе.

– Все?

– Все. И корнет. И грабители. И тот, кто прибудет в город завтра, хотя он-то обо мне и понятия не имеет вовсе. А я о нём – самую малость. Но всё же.

– Кто же это?

– Надо всё изложить вам по порядку. Ну, выслушайте же меня, прошу.

Они присели. И баронесса поведала следующее.

В то утро, когда Корделаки увёз домой мадемуазель де Вилье, баронесса, оставшись одна, перечитала вчерашнюю записку, переданную с Амуром. «Милая баронесса! Я пишу это письмо в гостинице, отправляясь на сеанс магии, на случай, если мне не удастся объясниться с Вами лично. Вы хоть и дальняя, но всё же сестра мне. Заклинаю всем, что есть для Вас святого и взываю к родственному расположению! Вовсе не сеанс предсказаний был целью моего дальнего путешествия, за которое я теперь должна заплатить такую непосильную цену, нет. Лишь одно желание попасть в Ваш дом и увидеть Вас. Мне необходимо переговорить с Вами с глазу на глаз. Мой опекун не отходит от меня ни на миг, да за пару минут и не изложишь всего, что мучает меня уже не первый месяц. Уделите мне хотя бы половину часа. Пользуясь пребыванием в столице, я назавтра попрошу отвезти меня в полдень к модистке. Я вовсе не знаю города, но спрошу самую лучшую. В силу сложившихся обстоятельств, я уверена, он не посмеет мне отказать. Если бы Вы были так добры ожидать меня там. Но знайте! Если он увидит это письмо – я погибла. Если Вы сами откроете ему нашу переписку, не приняв её всерьёз – я погибла. Если Вы просто не придёте – погибну и я, и ещё один человек. Мне не к кому обратиться более во всём мире. Уповаю на Вашу милость. Ваша дальняя родственница, Полина Андреевна Салтыкова».

Надо ли говорить, что после таких увещеваний одно только любопытство привело бы любую женщину к назначенному свиданию. Уже с одиннадцати утра Туреева дефилировала в своей карете по той улице, на которой находились оба конкурирующих салона, чьи только имена и могли назвать Салтыковой как «лучшие» в этом сезоне. Благо – оба находились в пределах видимости друг от друга, в самом модном нынче месте Санкт-Петербурга. Зайти в оба Туреева могла свободно, но посчитала заблаговременные визиты лишними, дабы не вызывать ненужного интереса. Салтыкова не была постоянной клиенткой, первый её визит растянется по времени надолго, так что Мария Францевна посчитала, что в любом случае успеет сориентироваться. Прятаться от барона Качинского баронесса тоже сочла не совсем умным – случайное её обнаружение вызвало бы подозрений гораздо больше.

Туреева высматривала карету барона, а привёз опекуна с его подопечной гостиничный экипаж. Но баронесса всё равно заметила, как они остановились, как сошли, как барон подал руку и сопроводил нервно оглядывающуюся спутницу внутрь дома и вскоре вернулся один. Значит, она поступила правильно! Выждав с четверть часа, баронесса сошла на мостовую и отпустила кучера, велев ждать её за углом сколь надо. А сама прогулочным шагом, раскрыв зонтик над головой, проследовала к салону мадам ле Мюлье. Она бы и вовсе вошла туда, минуя барона, не узнай он её сам. Он выпучил глаза и слетел с подножки экипажа на землю, как вихрь, забыв про свой возраст.