Корделия

— Мне не нужен мистер Уорбертон. Если мистер Кроссли придет, он заглянет в зал?

— Думаю, да. Он всегда так поступает, — официант сгибался и разгибался над их столиком.

Прайди вооружился ножом и вилкой.

— Секрет приготовления бифштекса, — брюзжал он, — заключается в том, что с ним нужно обращаться, как с проштрафившимся супругом — хорошенько колотить скалкой. Пожалеешь скалку — испортишь блюдо.

Балет подошел к концу. Добродетель восторжествовала. Это была новая и весьма популярная постановка. Ведущий тщетно пытался утихомирить расходившуюся публику.

— Взгляните, — с туго набитым ртом произнес Прайди, — до чего же люди нерационально используют свои способности. Эти фрески на стенах. Подделка под древние, выкопанные из земли в Египте. Хотите в греческом стиле — привезите из Греции. Зачем громоздить дешевые псевдохрустальные колонны, которые могут оттолкнуть любого здравомыслящего человека? Вы совсем не едите, юная леди? Не так давно у вас был отменный аппетит.

— Потому и не ем, — ответила она, но, конечно, дело было совсем не в этом.

— С тех пор, как мы вошли, вон тот тип в углу не спускает с вас глаз. Должно быть, он принял меня за старого сатира.

— Не обращайте внимания.

— Битый час крутит себе усы. Здесь их носят даже длиннее, чем у нас в Манчестере. У моего друга Уилберфорса самые длинные усы в Лондоне. Как солома, которой набивают матрасы, — Прайди помахал вилкой. — Позвольте вам сказать, у миссис Каудрей весьма жесткие матрасы. Оно, конечно, пустяки, просто мы избаловались у себя в Гроув-Холле. У Фредерика тяжелый характер, но надо отдать ему должное — он знает толк в хорошей мягкой постели.

Корделия положила ему на руку свою ладонь. В зал кое-кто вошел.

Она узнала Стивена сразу, как только увидела его макушку в сутолоке у входной двери. Он направлялся в зал. Что-то в посадке его головы, развороте плеч разбудило в ней прежние чувства и воспоминания; она, забыв про вуалетку, опустила голову, боясь быть узнанной прежде, чем будет готова без страха и смущения встретиться с ним.

Когда Корделия подняла глаза, он был уже в центре зала, рядом с высокой молодой женщиной в зеленом.

Прайди сказал:

— Не думайте обо мне, если решите подойти. Я доем ваш бифштекс.

Они сели рядом с ведущим. Тот радостно приветствовал босса и его спутницу. Официант отодвинул для них стулья. Ведущий наклонился и начал что-то говорить о танцовщиках, которые как раз исполняли шуточный танец. Принесли напитки. Официант дал Стивену закурить. Они с молодой женщиной принялись обсуждать меню — их головы почти соприкасались. Женщина в эффектном зеленом платье то и дело вскидывала голову, отбрасывая назад непокорные пряди. Должно быть, ей было лет двадцать восемь, тридцать.

— Он пополнел, — заметил Прайди. — Не может быть, чтобы от здешних бифштексов. Может, нам следовало заказать котлеты?

Иногда не обязательно слышать, чтобы понять, о чем говорят люди. Говорила в основном спутница Стивена — делала замечания о танцовщицах, декорациях, немного жестикулировала. Он слушал более чем внимательно. Корделии было знакомо это выражение.

— Та самая девушка, — сказал Прайди.

— Что вы имеете в виду?

— Она была с ним, когда мы встретились на улице.

— Много месяцев назад? Вы не упоминали.

— Не пришло в голову. Откуда мне было знать, что вас это интересует? Возможно, они просто друзья.

— Леди и джентльмены! — хриплым жизнерадостным голосом возвестил ведущий. — Леди и джентльмены! Мне выпала честь объявить вам, что по специальной заявке…

Девушка чокнулась со Стивеном и выпила вино. Во внезапно наступившей тишине послышался ее легкий, хрипловатый, слегка загадочный смех. Она повернулась, чтобы что-то сказать официанту, и Корделия смогла рассмотреть ее лицо. Молочно-белая кожа, высокие скулы, прямые черные брови; уголки чувственных губ слегка изогнуты книзу. Не красавица, но обворожительна. В ней есть что-то кошачье…

На сцену вышел человек в черном, с повязкой на одном глазу, и хриплым басом запел под аккомпанемент оркестра:

Мое имя — Сэм Холл, трубочист, трубочист,
Да, Сом Холл, трубочист…

Специальная заявка. Ееспециальная заявка? В Манчестере исполняли "Хозяин лежит в земле сырой… "

Певец потуже подтянул ремень, потер щетину на подбородке и злорадным взглядом обвел зал.

Мой хозяин учил меня лгать, да, лгать.
Он учил меня лгать.
Мой хозяин учил меня лгать,
Хоть и знал, что мне несдобровать,
И повесят меня
Среди белого дня…
Мой хозяин учил меня лгать!

Стивен смотрел не на сцену, а на молодую женщину рядом с собой. Все вокруг словно поддались гипнозу. Официанты перестали бегать между столиками. Не звякали ножи и вилки. Что-то злое, порочное разлилось в воздухе.