Корделия

– Доказательства, – ответил Дэн, и на какое-то мгновение его выступающие зубы скрылись за поджатыми губами. – У меня нет доказательств. Иначе они бы тут не расхаживали с высоко поднятыми головами, как сущие праведники. И все же – куда девались оставшиеся пилюли? Маргарет либо довели до того, что она сама приняла их все, либо кто-нибудь из них сознательно дал ей смертельную дозу снотворного. Иначе этого не объяснишь. В любом случае, они несут ответственность за ее смерть.

– Если бы у доктора Берча возникли малейшие подозрения, он обратился бы в полицию.

– Берч – закадычный приятель Брука, они вместе учились в школе. А старикан помог ему получить практику.

– Вы считаете его способным поставить на карту всю свою карьеру, чтобы угодить Фергюсонам?

– Ну… – Мэссингтон смерил ее пристальным взглядом. – Он задолжал им кучу денег. Вам это известно?…

На протяжении двух лет ее замужества эти гнусные наветы – в форме намеков – носились в воздухе, не подтвержденные и не опровергнутые.

Корделия провела вечер за чтением дневника Маргарет. В ее последних заметках трудно было отыскать нечто такое, что подтверждало бы инсинуации Дэна Мэссингтона. Хотя общий тон записей свидетельствовал о прогрессирующей деградации. То были излияния больной, неврастеничной и очень несчастной женщины. Сегодня она с головой уходила в религию, а завтра сетовала, что прислуга охотится за ее любимыми конфетами и прячет их от нее. То верила сама и бросала в лицо Бруку, что ей незачем жить, то вдруг писала:

"У меня такое чувство, будто мир ускользает от меня. Хочется выть и цепляться за кровать и все прочие, нужные и дорогие мне предметы".

Окончив чтение, Корделия отнесла дневник обратно на чердак и спрятала на прежнее место между книгами. Вернувшись к себе, она обвела спальню глазами, как бы вызывая в воображении картины минувших дней. Она представила себе лицо с миниатюры лежащим на подушке: черные лоснящиеся волосы разделены на прямой пробор; тонкие, аристократические черты искажены болезнью; тумбочка возле кровати заставлена лекарствами; в воздухе носится приторный запах больничной палаты. Здесь она угасала на глазах. И если подозрения Дэна Мэссингтона несправедливы в буквальном смысле, то разве нельзя сказать, что в переносном – они вполне оправданны?

Перед тем, как лечь спать, Корделия дважды бралась за перо, чтобы написать Стивену, и дважды откладывала. Ей было необходимо поделиться с ним своими сомнениями. Она испытывала острую потребность в его любви. Чтобы он ободрил ее и заглушил угрызения совести.

За ночь нервное возбуждение схлынуло, и утром Корделия в третий раз взяла в руки перо.

"Миссис Фергюсон благодарит мистера Кроссли за любезное приглашение посетить в среду "Варьете" и готова встретиться с ним в Таун-Холле в семь часов вечера."

В среду она пораньше отправилась в красильни и провела там все утро, а за обедом предупредила дядю Прайди и тетю Тиш, что обещала вечером навестить родных, так что пусть они ее не дожидаются. Тетя Тиш заметила, что это не очень-то удобно – разъезжать по ночным улицам, даже в собственном экипаже.

Перед тем, как переодеться, Корделия снова сходила на чердак и, взяв дневник, спрятала его в сумочку. Она посоветуется со Стивеном.

Вечер был теплый, но довольно-таки ветреный. Взятый ею кэб тащился, как черепаха, но Корделия не спешила. Она с интересом разглядывала встречные экипажи и колеблющиеся на ветру газовые фонари. В конце Кинг-стрит она попросила остановиться. Здесь было не такое интенсивное движение. Ученая собака переводила через дорогу слепого старика в шелковой шляпе и живописных лохмотьях. В отдалении играла шарманка.

Завидев "викторию" Стивена, она вышла из кэба и подождала, пока он подъедет ближе и спрыгнет на мостовую.

– Делия! Что случилось?

Она протянула ему руку.

– Ты не хотел видеть меня сегодня?

– Как не хотел! – он заплатил ее кэбмену. – А где старик Фергюсон?

– Отлучился на пару дней.

– Милая! – они переходили через дорогу, но он все равно продолжал говорить. – Давай немного пройдемся пешком, здесь каких-то несколько ярдов. Еще успеем перекусить. – Он взял ее руку в свою. – Из твоей записки я ничего не понял. Целый день места себе не находил.

– Я решила для разнообразия придать ей официальный вид.

– Чудовищно! У тебя нет сердца!

– Есть, – возразила она. – Иначе я не была бы здесь.

Стивен вгляделся в нее.

– Ты какая-то другая. Подними вуаль и дай мне заглянуть в твои глаза.

– Ты удивлен, что я явилась без приглашения? Расстроила твои планы? Пришлось отделаться от какой-нибудь другой дамы?

Он вскинул голову и захохотал.

– Ну, знаешь, я понятия не имею в чем дело, но ты нравишься мне такая!

Они подошли к театру. Люди толпились у парадного входа. Под ногами у них вертелась мелюзга в лохмотьях, горластая и полуголодная.