Корделия

– Я слышала, произошло нечто ужасное, – ответила старая дама на вопрос Корделии. – Об этом говорили на кухне. Вот что бывает с подобными заведениями.

– Какими заведениями?

– Мюзик-холлами, милочка. В каком-то театре случился пожар. Так рассказывали на кухне. Несколько дюжин человек сгорело до смерти. Пять пожарных машин… "скорая помощь"… и полиция…

– Никогда не следует писать о том, чего не знаешь, – проворчал дядя Прайди. – Естественно, в глазах черни любой гений кажется революционером.

– А вы, дядя Прайди, читали о пожаре?

– Что? Ах, да. Кажется, этот театр принадлежал приятелю Брука. Тому, с которым мы ездили на концерт.

– Мистеру Кроссли?

– Вот именно. Чепуха, Тиш, там никто не сгорел. Они погибли в давке, из-за возникшей паники. Словно бегущий скот. Для толпы не существует доводов рассудка. Я только пробежал заголовки. Кажется, там написано – двадцать три человека.

– Двадцать три… раненых?

– Нет, погибших. Патти, эти тосты совсем как печенье. Вы их слишком тонко режете и поджариваете на чересчур медленном огне.

– Прошу прощения, сэр. Я скажу кухарке.

Корделия уставилась в свою тарелку.

– Двадцать три человека, – повторил дядя Прайди, пережевывая пищу. – Это почти вдвое больше, чем погибло во время резни при Петерлоо. Но никто не станет особенно сокрушаться. Коронер будет твердить о запасном выходе; присяжные внесут поправки… Никто палец о палец не ударит. Вот увидите, какой-нибудь месяц – и мюзик-холл снова засияет огнями.

– Там было… много раненых?

– Не знаю. Я это пропустил. Кажется, молодой Кроссли получил легкую травму. Приятный молодой человек, хотя и несколько самоуверенный.

Молчание.

– Я схожу за газетами, – Корделия встала, держась за стол и почти ничего не видя. – Где они?

– На моей тумбочке. Попросите Патти, если уж вам не терпится.

Корделия не слушала. Она должна увидеть собственными глазами. Дрожа всем телом, она опустилась на кровать дяди Прайди и сквозь слезы прочла следующее:

"В числе раненых…" Стивена там не оказалось. Слава Богу! "Два года назад этот театр приобрел мистер Патрик Кроссли и подверг его значительным переделкам…"

Корделии не удавалось держать газету так, чтобы не плясали буквы, поэтому она расстелила ее рядом на кровати.

"Мистер Кроссли в своем сегодняшнем интервью…" Значит, он жив и здоров? Но… который Кроссли?

Вот! "Мистер Кроссли-младший ворвался в помещение театра вместе с пожарными. Он имел несчастье находиться на сцене в тот самый момент, когда часть ее провалилась. В настоящее время он содержится в "Королевском госпитале" с переломом ноги и множеством ссадин…"

Снизу послышался шум. Кто-то приехал Мистер Фергюсон.

В том, что она прочитала, было мало хорошего – если не считать того, что теперь она знала: Стивен вне опасности. Корделия уставилась на крупные заголовки. "Величайшая катастрофа из всех, какие когда-нибудь происходили в нашем городе"… Показания очевидцев… Редакторский комментарий… Списки погибших и раненых… Ее мутило, как будто смерть этих людей была на ее совести. По щекам бежали слезы, но то не были слезы раскаяния. Корделия плакала от огромного горя, усталости и сознания своей беспомощности. Она едва не потеряла сознание на виду у мышей и землероек, глазевших из клеток.

"Причина паники неизвестна, но предполагают, что ее виновником стал какой-то пьяный…"

"Нужно идти вниз. Ничего не случилось, мистер Фергюсон. Перед вами – преданная жена, почтительная невестка. Ваш сын опасно болен. Если вас пугает мой вид, так ведь я всю ночь ухаживала за ним. "Любовь изменила – отныне милей ей стал путевой обходчик…" Ах, эта песня не выходит у меня из головы. Должно быть, она и на смертном одре не оставит меня в покое."

Ложь и притворство. Но у нее нет выхода. Пока не объявится Дэн Мэссингтон – как собирался. Тогда все будет кончено. Она встретит опасность с открытым забралом – и, может быть, даже с облегчением. Честная, искренняя Корделия!… Если бы все шло по плану, сейчас она была бы на пути в Лондон.

Она взяла газету, чтобы сложить ее; взгляд упал на колонку имен погибших. Не веря своим глазам, Корделия прочитала: "Дэн Мэссингтон, Дауэр-Хауз, Олдерли-Эдж…"

Глава XXII

Мистер Фергюсон приехал не в духе: его оторвали от важных дел. В каждом его жесте, каждом вдохе и выдохе сквозило раздражение. Но после встречи с Бруком и Робертом Берчем все изменилось. Ему стало стыдно и тревожно.