Kore wa ookina himitsu desu ka? (СИ)

Как же вовремя раздался звонок! Он разорвал атмосферу доверия, создавшуюся в комнате, оно и к лучшему. Иначе он бы столько глупостей наплел. Память просто играет с ним злую шутку. Нельзя поддаваться!

Увидев ее лицо, он не мог не улыбаться и не мог не грустить. Причина не в его чувствах к Асами. Курута уже видел почти такое же лицо, оно было более, чем знакомо ему. Нужно помнить, что это не Мисаки! Её здесь нет. Она — это прошлое, как бы грустно то ни было. Не думать. Не вспоминать.

Как будто получится не вспоминать…

28 января 1998, среда.

— Мисаки, — Курапика распахнул дверь и его губы расплылись в счастливой улыбке. Перед ним стояла невысокая девушка с черными, как смоль, волосами, светло-серыми глазами и светлой кожей. Она была прекрасна. Её волосы были собраны в хвост, а на лице красовалась хищная улыбка. Мисаки проскользнула в дом, чтобы Курапика мог закрыть за ней дверь.

— Здравствуй, дорогуша, — поздоровалась она, сбрасывая с ног зимние сапоги.

— Ты, наверное, хочешь чай, на улице ведь было холодно сегодня. Расскажешь мне, как все прошло? — Курапика пошел на кухню, приглашая её проследовать за ним. Она оставила пуховик на вешалке, а шарф на диванчике для обувания, двинулась в сторону кухни, громко шлепая босыми ногами.

Мисаки очень дорога ему. Она была единственной, кто знал о всех событиях, произошедших год назад, из его уст. Она была боевой подругой, той, что помогала мстить, той, что разделяла его мысли. У Курапики не было человека более близкого и дорогого. Правда, она об этом не знала.

— Расскажу. Я ведь знаю, что ты умираешь от любопытства, — она плюхнулась на стул и отхлебнула уже приготовленный для нее чай.

— Ты все еще думаешь, что твой план хорош? — осторожно начал Курапика.

— Я вижу, что он хорош, Пика. Потому что он работает. Все идет как по маслу — этот идиот выдает мне столько всего и даже не замечает этого, — Мисаки рассмеялась, громко поставив кружку на стол. В её серых глазах отражалось презрение. Много презрения.

Если в Мисаки, по мнению Курапики, и были недостатки, то это ее холодность. Она была очень жестким человеком, вместе с тем и очень сильным. Но в ней, несмотря на ее шестнадцать, не было практически ничего девичьего: ни нежности, ни мягкости, ни романтичности. Более того, она даже виду не подавала, что ей это нужно. Поэтому он и не пытался начать ухаживать за ней. Страх и вовсе потерять ее пересиливал чувства.

— Он сказал что-то полезное? — Курапика заинтересованно придвинулся поближе. Её брови недовольно дрогнули, но отодвигаться она не стала.

— Да. На следующей неделе их не будет в городе, они уедут в Нагою. То есть, можно будет осмотреться в их логове.

— Все уедут?

— Точно не знаю, но большинства не будет. Я думаю, что они оставят кого-то одного сильного, либо несколько средних по силе, — Мисаки потерла подбородок. — Я не стала спрашивать больше, чтобы не вызывать подозрений, но точно знаю, что там не будет Куроро, Мачи, Фейтана, Финкса и Нобунаги.

— Он еще ни о чем не догадывается? — сменил тему парень.

— Фейтан-то? — она громко рассмеялась. — Ты его лицо-то видел? Выглядит как слабоумный идиот и постоянно несет какую-то ересь. Он извинялся передо мной за то, что его не будет в городе, можешь себе представить?

— И правда. Просто влюбленный идиот, — усмехнулся Курапика. Не хотелось признавать это, но он очень хорошо понимал, что чувствует Фейтан. Возможно ли, что он понимал и самого Фейтана?

— И, в конце концов, его тоже можно понять. Как можно устоять, когда я делаю вот так? — она придвинулась к нему, обхватила его руку своими, и положила голову на плечо. — Или когда я говорю его имя вот с такой интонацией? — и Мисаки произнесла его имя. В одном слове звучало столько искренней любви и неподдельной нежности, казалось, от нее зазвенел воздух.

Курапика не мог в это поверить. Это ведь невозможно — говорить о Фейтане с такой нежностью, после презрительного смеха в его же адрес? Это ведь невозможно, так? Контролировать сердцебиение все сложнее. Казалось, Мисаки может услышать, как колотится его сердце, или посмотреть в его глаза и все понять.

— Вот видишь. Даже у тебя сейчас такое идиотское выражение лица. А теперь его представь, — она бросила на Курапику короткий взгляд и отстранилась. Легким движением она стряхнула что-то с руки, которой еще недавно касалась его. В голосе Мисаки больше не было ни нежности, ни любви. Возьми себя в руки!

— Ты хорошая актриса, ничего не скажешь, — Курапика неловко улыбнулся. Мисаки вызывала ужас. Кто бы мог подумать, что за этим красивым лицом скрывается человек с таким неприятным характером? Нет, не стоит так говорить о ней…

— Нет, вовсе не так. У меня просто есть цель. Если бы не это, меня бы ни в один театр не взяли, дорогуша, — ухмыльнулась она, пододвигая к себе заварочный чайник.